Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

С каменного века, с самого начала существования человечества долина Нила была одним из главных путей сообщения. Многие археологи полагали — и, похоже, не ошиблись, — что Африка была одной из прародин человека и что именно через долину Нила наши предки установили связь со средиземноморским и ближневосточным миром.

Позднее эта долина превратилась в один из крупнейших центров развития земледелия и скотоводства. Сменяли друг друга фараоны, потом здесь было Нубийское царство, а затем начались крупные религиозные движения: за христианством пришел ислам. Каждый из этих исторических этапов оставил в Нубии следы на берегах великой реки, и такие уникальные находки надо было сберечь от вод огромного водохранилища.

После того как в Каире создали действенный Центр документации, настоящий штаб работ, должны были

[smszamok]

начаться археологические раскопки, результаты которых, как мы увидим, не обманули ожиданий. Но еще раньше следовало закончить одну болезненную операцию. Нубия протянулась более чем на 500 километров вдоль Нила, между Асуанской плотиной в Египте и 3-м порогом в Судане.

Это область с чрезвычайно сухим знойным климатом, добраться до нее можно только по реке. Нубия никогда не знала городской цивилизации: население, занимавшееся сельским хозяйством, жило в деревнях. Переселить этих земледельцев с мест, где отцы их отцов жили с давних времен, отмечал египетский писатель Абдель Монейм Эль-Сави, который в качестве заместителя министра культуры ОАР занимался международной кампанией по спасению памятников Нубии, было самой тяжелой частью кампании по спасению нубийских памятников. Переселение началось в 1960 году и завершилось два года спустя. Когда в октябре 1961 года я приехал в Нубию, добравшись до Абу-Симбела и границы с Суданом, уже вовсю шло наступление на пустыню.

Новыми обитателями этих мест были уже не бедные феллахи, скребшие деревянным плугом самый верхний слой земли ради нескольких колосков пшеницы, а рабочие, которые глубоко вскапывали песчаную почву и извлекали из нее предметы безмерной ценности, свидетельства жизни эпох, только начинавших раскрывать свои тайны. И бок о бок с рабочими трудились археологи, историки, инженеры, художники, специалисты, собравшиеся со всех концов мира.

Летом, когда после открытия шлюзов уровень Нила понижался, археологические экспедиции рассеивались по всей Нубии в поисках памятников и других исторических находок. Расположившись на пришвартованных судах или в больших белых палатках, они работали с рассвета до полудня; лихорадочное копание возобновлялось к вечеру и продолжалось допоздна. В лагерях можно было услышать самые разные языки: английский, французский, итальянский, испанский, польский, чешский, русский, немецкий и арабский. Всех  роднило  то, что  позднее назвали  «духом  Нубии»; он  стирал

между людьми все различия и сразу устанавливал атмосферу сотрудничества и дружбы. Археологические экспедиции и группы, занимавшиеся передвижкой храмов, работали одновременно, ежедневно вписывая новую страницу в одну из самых волнующих глав нубийской эпопеи.

Чудеса в песках. Сегодня вся древняя Нубия затоплена, но археологические раскопки, результаты которых до сих пор изучаются историками, антропологами и палеонтологами всего мира, вырвали у нее большую часть тайн, что дало возможность восстановить целые доисторические и исторические эпохи. В 1963 году скандинавская экспедиция обнаружила напластования, давшие ценные сведения о Нубии и ее обитателях в эпоху палеолита и неолита, а также около двух тысяч захоронений, которые охватывают 45 столетий истории вплоть до начала нашей эры.

Американская экспедиция, направленная Музеем Нью-Мексико, тоже занялась главным образом раскопками доисторических поселений. Благодаря тщательному геологическому обследованию ей удалось также установить, что Нил — сравнительно молодая река, возраст которой насчитывает не более 50 тысяч лет. До того как она потекла по нынешнему руслу, Нубийскую равнину пересекало множество водных потоков, и на их берегах жили люди, изготовлявшие орудия из камня, изобилие которых позволяет предположить, что доисторический человек чувствовал себя привольно в этой части Африки, где климат тогда был гораздо благодатнее нынешнего. Американцы нашли древнее поселение людей во внутреннем районе пустыни, где сегодня не сумел бы выжить ни один человек. Тогда же на землях, где протекал Нил, водились такие животные, как слоны, жирафы, бегемоты, обитающие, как известно, во влажных областях. Они изображены на многочисленных валунах черного гранита, найденных в различных местах. В то время количество осадков было так велико, что интенсивность потока великой реки, видимо, была втрое больше нынешнего. Затем, к 3000 году до н. э., дожди стали реже, почва начала высыхать и Нубия приобрела вид, сохраняющийся и поныне: огромная пустыня из песка и скал с редкими островками обрабатываемой земли и пальмовых рощиц.

Наиболее значительные находки относились к доисторическому времени. Археологическая экспедиция из Нью-Мексико раскопала «дома» эпохи палеолита, а археологи из Колорадо — кладбище той же эпохи, на территории которого были найдены скелеты ископаемых гоминидов. Но самыми сенсационными оказались раскопки в Бухене. Никому не могло бы даже прийти в голову, что близ второго Нильского порога, где проходит граница между Нижней и Верхней Нубией, в 3-м тысячелетии до н. э. процветал поселок металлургов.

Песок преподнес египтологам немало сюрпризов. Из древних документов было известно, что где-то в районе Дакке находится храм Гора — одного из важнейших богов в Египте XV века до н. э. Но там, в Дакке, где предполагалось его местоположение, оказалось святилище, сооруженное царями птолемеевско-римской эпохи в честь другого бога — Тота. Неописуемые чувства обуяли археологов Миланского университета, когда они, разбирая часть этого святилища, заметили, что из-под земли появляются остатки потерянного храма, на которых еще сохранились следы краски. Здесь почитали Гора, бога-сокола, защитника дороги, ведшей к золотым приискам. Никто не ожидал, что суровая нубийская земля вернет храм людям в канун его окончательного исчезновения.

Немного южнее, в Миргисе, в суданской Нубии, французская экспедиция натолкнулась на поразительнейшую находку. Археологи во главе с профессором Жаном Веркутте освободили из-под песка остатки египетской крепости времен Среднего царства (около 2000 г. до н. э.). На строительство этого гигантского сооружения потребовались миллионы и миллионы сырцовых кирпичей, которые укрепляли деревянными балками. Крепость находилась на вершине скалы, возвышающейся над рекой; от ее подножия до берега тянулась узкая полоса песка. Французы нашли под песком хорошо сохранившийся комплекс бастионов и башен с совершенно целыми лестницами и частями перекрытий.

В ходе раскопок был обнаружен город времен Среднего царства, спланированный с буквально военной точностью; дома были обнесены странно изогнутыми стенами. Археологи сразу же задались вопросом: почему в этих местах был построен такой укрепленный город? Возможно, ответ дает маленькая стела, найденная в святилище Хатора, которая стояла на вершине холма и на которой было написано слово «Икен». Икен был торговым центром Древнего Египта в Нубии. Здесь разгружались караваны и корабли, везшие нубийское золото и плоды южных земель, которые затем отправлялись на север, в Египет. Как записано на стеле Сенусерта III, найденной в Семне, фараон приказал гарнизону крепости этого города не допускать нубийцев на север, за исключением тех, которые придут в Икен с торговыми целями. Местонахождение Икена давно уже является предметом оживленных споров. Не стоял ли древний Икен близ Миргисы? Если это так, то становится понятным размах оборонительных сооружений, найденных французской экспедицией.

Для перечисления всех открытий, сделанных археологами в Нубии, не хватило бы целой главы. Достаточно напомнить, что в кампании раскопок принимали участие около 30 экспедиций, направленных по большей части европейскими и американскими правительственными учреждениями, фондами и университетами, и что поиски велись более чем в 40 местах. Разумеется, никто не ожидал необычайных находок. Наиболее важные из них уже были извлечены на свет в ходе работ, проведенных в 1907—1912 и 1929—1934 годах. И все же усилия и упорство археологов новой волны тоже были вознаграждены. В Анибе, например, в некрополях, восходящих к разным эпохам, археологи Каирского университета во главе с профессором Абделем Монеимом Абу-Бакром нашли множество мумий. Их исследования позволили сделать интересные заключения по поводу различных методов погребения и установить, что в нубийских деревнях свирепствовали ужасные эпидемии. Разочарование принесло открытие гробницы Хеканефера, принца Миама, найденной в Восточном Тошке в очень плохой сохранности. Однако все же она помогла лучше познакомиться с этим великим современником Тутанхамона, ведь имя Хеканефера упоминалось ранее только в одной наскальной надписи и в усыпальнице Хеви в Фивах.

В Акаше, в Судане, были обнаружены фрагменты длинной надписи, которые, по мнению специалистов, возможно, представляют собой копию знаменитого волеизъявления Пта, вырезанного на стене между двумя осирическими пилястрами в зале Большого храма Абу-Симбела.

Исключительной можно считать находку крупнейшего комплекса христианских построек в Фарас (суданская Нубия). В древнем соборе этого комплекса профессор Казимеж Ми-халовский, директор Польского центра в Каире, обнаружил 169 настенных росписей. Некоторые из них, например «Рождество», достигают семи метров в длину и четырех метров в высоту. Написанные на мокрой или сухой штукатурке, эти фрески изображают сцены из Старого и Нового завета, рождество, тайную вечерю, распятие Христа, деву Марию, архангела Михаила и апостолов. В соборе обнаружено также 27 портретов епископов, которые сменяли друг друга в Фарасе; имена их выгравированы в одной нише. Обследование скелетов этих прелатов (в большинстве африканцев), найденных на кладбище при базилике, позволило профессору Рогальскому, антропологу из Варшавского университета, установить, что портреты полностью соответствуют исследованным черепам.

Сегодня все фрески Фараса находятся в безопасности. Приложив много труда и терпения, их одну за другой отделили от стен и вывезли. В работе с фресками особую сложность вызывала хрупкость слоя гипса, на котором они были написаны. Профессор Михаловский привлек всех имевшихся в Польше специалистов. Операция была проведена в рекордно короткие сроки. После того как фреску аккуратно очищали, ее поверхность покрывали предохраняющим веществом, сверху клали сначала лист шелковой бумаги, а затем марлю, пропитанную горячим пчелиным воском. Когда этот слой просыхал, гипс отделялся от стены. Все это легко описывать, но очень тяжело делать. В Фарасе трудности усугубляла невыносимая жара. К физическому напряжению добавлялась неописуемая психическая нагрузка, потому что все планы постоянно ломались вследствие новых неожиданных открытий. Ведь, как правило, под портретом епископа проступало лицо архангела или наоборот, а библейские сюжеты громоздились друг на друга, и, таким образом, каждая находка вела к новому открытию.

В начале мая 1964 года 57 ящиков с фресками Фараса были отправлены на судне в суданский город Вади-Хальфу, который к тому времени уже был частично эвакуирован. Оттуда 25 ящиков были доставлены в Хартум, столицу Судана, а остальные, подаренные суданским правительством Польше, — в Порт-Судан, откуда польский торговый корабль увез их по назначению.

Археологи и прежде считали Фарас многообещающим местом, но результаты раскопок там превзошли все ожидания. Здесь была фараонская крепость, располагались храм времен Нового царства и мероитские сооружения, а потом столица царства Напата, занимавшего север Нубии. Затем Фарас сделался христианским культурным центром Нубии, административным центром которой являлся Каср-Ибрим. Подобно Миргисе, эта цитадель тоже была построена на скале, высившейся над Нилом. В 1961 году английская «Иджипт эксплорейшн сосайети» обнаружила здесь зону, чрезвычайно богатую археологическими сокровищами, датируемыми от XVIII династии (1570 г. до н. э.) до 1812 года н. э., когда крепость была разрушена мамлюками. В 1964 году египтолог Пламли из Кембриджского университета нашел под фундаментом большой христианской церкви нетронутое захоронение одного епископа XIV века, в одежде которого были спрятаны два рукописных свитка по пяти метров каждый. Первый, коптский, был отчетом о возведении в сан епископа Фараса и Ибрима архимандрита каирского Тимофея Нубийца. Второй свиток представлял собой тот же текст на арабском языке. На свитках стоит дата: 1372 год. Находка рукописей имеет большое историческое значение. Прежде считалось, что мусульманское нашествие, происходившее в XII веке, означало исчезновение христианства в Нубии. Открытие же крипты доказало, что оно сохранялось еще по крайней мере два столетия.

В мае 1964 года строители окончательно перекрыли течение Нила выше Высотной Асуанской плотины, и уровень воды начал постепенно повышаться, знаменуя конец Нубии как твердой земли. К счастью, раскопки, проведенные международными археологическими экспедициями, позволили спасти внушительное количество исторических и художественных ценностей.

Абу-Симбел. Одновременно с археологическими раскопками шла работа по вывозу наиболее значительных памятников. Было разобрано и вывезено для восстановления в более безопасных местах 22 здания разного рода, в том числе из Куммы и Семны (суданская Нубия); из Калабши, Бейт-эль-Уали, Вади-эс-Себуа, Анибе, Кертаси и Амады (египетская Нубия). Работа почти всегда велась в очень тяжелых климатических условиях и порой требовала применения самой передовой техники. Подлинным чудом явилось перемещение храма из Амады. Все здание, установленное на платформу, волокли 2600 метров до его нового местоположения. Такой метод пришлось избрать потому, что из-за хрупкости сохранившихся в целости скульптур и  росписей разбирать храм было нельзя. Устойчивость здания на всем пути следования обеспечивалась системой домкратов.

Но свою самую крупную битву международная солидарность выиграла в Абу-Симбеле, расположенном в 50 километрах к северу от второго порога. Это колоссальное предприятие, начатое 1 апреля 1964 года с сооружения временной дамбы, призванной защитить место работ от постепенного наступления воды, было завершено в конце 1967 года.

На широком основании, по краю которого идет балюстрада из чередующихся статуй Осириса и Гора — священного Сокола, высятся четыре колосса, напоминающие сидящего на троне Рамсеса II. Хотя их высота достигает 20 метров, точно выдержаны все пропорции. Положив руки на колени, устремив взор на восток, фараон со спокойным и задумчивым видом восседает на страже своего храма. По обе стороны от каждой статуи стоят женские фигуры: восемь изваяний, изображающих царицу и некоторых царевен. Они едва достигают высоты колен восседающих колоссов, у ног каждого из которых — статуи сына или дочери фараона.

Внутренние помещения начинаются просторным залом с пилястрами, на которые опираются десятиметровые статуи фараона, затем идет гипостильный зал, украшенный барельефами, и святилище, самая тайная часть храма, куда в летнее солнцестояние проникает первый луч солнца, встающего из-за гор по ту сторону Нила. Проникнув на десятки метров внутрь храма, этот луч касается изображения бога. Это явление, производящее необычайное впечатление, отдано вечности талантом архитекторов, которые в этом чудесном приеме сфокусировали могучую поэзию своего изобразительного искусства. Еще восемь помещений, находящихся ниже центральных, размещены справа и слева от них. По всей вероятности, они служили погребами или складами для сокровищ.

Малый храм посвящен Нефертари, жене Рамсеса II. На фасаде высотой 12 метров и шириной 27 метров высечены шесть десятиметровых статуй царицы в одеянии богини. По обе стороны от каждой — по две статуи фараона, а у ног царственной четы — их дети. Просторный и низкий портик поддерживают шесть колонн, и он украшен изображениями фараонов, представших перед богами. Три двери ведут в зал, а оттуда — в святилище.

«Храмы Абу-Симбела, — писали эксперты ЮНЕСКО в техническом докладе 1960 года, — это замечательные сооружения6. Помимо всех прочих соображений по поводу памятников как таковых у нас вызвали восхищение глубокие познания, которыми обладали древние египтяне… В них главенствует пластическое чувство целого. Храмы выделяются на окружающем их фоне, архитектура сливается со скульптурой, и скульптура приобретает в ансамбле доминирующее значение».

Итальянский проект. Пьеро Гаццола рассказывает: «Как реставратор произведений искусства и эксперт Объединенных Наций, я не мог считать приемлемым вариант дамбы… Поэтому я продолжал обдумывать свой проект подъема. В ноябре 1959 года мне посчастливилось встретиться с инженером Паоло Лодиджани, имя которого связано также со строительством плотины Кариба; я спросил, не хочет ли он присоединиться ко мне для разработки проекта. Лодиджани с энтузиазмом согласился, и мы вместе окунулись в тяжелую работу. Потом к нам примкнули «Италконсульт» и «Импрезит». Сообща мы усовершенствовали технический проект. Большую помощь оказали нам при этом консультации почетного председателя Национального совета исследователей, профессора Густаво Колоннетти и доцента сооружений мостов при Флорентийском университете Риккардо Моранди. Предложенное мной оригинальное решение исходит из условия, что будет обеспечена безопасность операции и по окончании работ устранены все последствия посягательства человека на храмы. Уверенность в том, что никоим образом не пострадают эстетические и фоновые ценности и что совершенно не ослабнет магнетизм священной таинственности… явилась основной причиной того, что проект… был одобрен в январе 1961 года международной комиссией…»

[/smszamok]

«V В итальянском проекте предусматривался целый ряд операций, кульминацией которых должен был стать подъем по отдельности обоих храмов. Что касается Большого храма, то речь шла о том, чтобы с беспрецедентной точностью и аккуратностью поднять кусок скалы весом 250 тысяч тонн. Конечно, предварительно нужно было провести некоторые подготовительные работы: защитить участок вокруг храмов насыпью высотой 134 метра и проделать на высоте 105 метров две канавы по длине каждого из храмов и глубиной 15 метров, чтобы оттуда начать прокладку галерей, необходимых для подъема двух колоссов. Кроме того, следовало принять все меры предосторожности, чтобы не повредить надписи и росписи.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Спасение фараонских храмов Абу-Симбела от вод  Нила останется в истории охраны памятников как крупнейшее из когда-либо осуществлявшихся  предприятий.   Вспоминаются   многие   аспекты этой истории, за которой взволнованно следила  международная  общественность: смелость предложенных  решений  и  грандиозность привлеченных технических и финансовых   средств,   гораздо   реже   упоминают   о том,   каким   образом   в   конце   концов   была выполнена операция.

Например, многие еще убеждены, что для подъема храмов Рамсеса II и Нефертари были использованы

[smszamok]

методы и решения, представленные в итальянском проекте. Если обернуться назад, можно получить истинное представление о сложной истории Абу-Симбела, предприятия, бесспорно смелого и колоссального, это был и урок, из которого нам предстоит еще сделать многие выводы.

Судя по данным исторической геологии, когда в эпоху верхнего миоцена стал подниматься северо-восточный край Африканского нагорья, в обширной котловине нашла себе русло река, бравшая начало на юге и прорезавшая широкую долину. В эпоху плиоцена эта долина стала морским заливом, который заполнился галькой и песком. Когда море отступило, река вернулась в свое первоначальное ложе/ но, поскольку базис эрозии понизился, она становилась все глубже, образуя на обоих берегах террасы, разрушая гранитные преграды, мешавшие ей нести свои воды. Откладывая в устье много песка и гравия, река образовала дельту. Затем Нил начал разносить свой ил по всей территории Египта, в том числе и по его южной провинции Нубии.

Нил — единственный водный путь в стране, где дожди очень редки; он приносит влагу, необходимую для жиз-ни растительности. Летом во время ежегодного половодья река оставляла отложения ила на обширных пространствах земли, возвращая им плодородие. Люди на них пахали и сеяли. Древние египтяне сделали Нил божеством и просили у реки и у фараона такое половодье, которое помогло бы им прокормиться. Слишком низкое или слишком высокое половодье несло неурожай. В высокое половодье вода размывала берега и разоряла хозяйства. Благотворными были только половодья средней силы.

Могущество фараонов основывалось на многочисленности населения. Опыт научил их: чтобы прокормить его, нужно задерживать на полях как можно больше воды, не давая ей попусту выплескиваться в море. Так начались первые водные работы. Возникла густая сеть каналов, небольшие плотины в разных местах перегораживали реку, образуя множество искусственных озер. С течением веков стало возможным обобщить принцип непрерывного орошения. В 1898—1902 годах английские инженеры-водники перекрыли Нил у первого порога. Так как эта плотина оказалась эффективной, уровень водохранилища, образовавшегося выше нее, повышали дважды: первый раз на шесть метров в 1907 —1912 годах и второй — еще на девять метров в 1929—1934 годах. Благодаря этим строительным работам египетское правительство смогло увеличить сельскохозяйственное производство, обеспечивая существование быстро возраставшего населения: 2,5 миллиона человек в 1800 году,   10  миллионов — в  1900 году и   15  миллионов  —  в  1930 году.

Такой быстрый демографический рост (20 миллионов человек в 1950 году) побудил египетских руководителей рассмотреть возможность лучшего использования водного потенциала Нила. В 1952 году’ Совет руководства революцией начал искать новое решение этой проблемы на юге страны. Но так как старую плотину уже нельзя было поднять еще выше, было решено возвести новую. На следующий год, после того как международная комиссия экспертов изучила с египетским комитетом наиболее подходящие места, окончательный выбор пал на теснину великой реки в шести километрах к югу от Асуана. В 1955 году уже было известно, что явит собой Садд-эль-Али — Высотная Асуанская плотина — огромное сооружение массой 43 миллиона кубических метров бетона, стали и цемента, длиной 520 метров в основании и 3600 метров в верхней части, высотой ПО метров, толщиной 980 метров в основании и более 40 метров вверху, способное сдерживать напор 130 миллиардов кубических метров воды, в 30 раз больше старой плотины. Вверх по течению от этого гиганта вдоль реки до 3-го порога у Акаши должно было образоваться огромное водохранилище площадью 3000 квадратных километров, длиной 500 километров (300 — на египетской территории и 200 — на суданской)  и средней шириной 10 километров.

В документах, официальных заявлениях, отчетах и журналистских статьях того времени перечисляются все блага, которые Египет должен был получить в результате сооружения Высотной плотины. Во-первых, поскольку будет затоплено много населенных пунктов и стремнина второго порога, станет возможным регулярное судоходство между Египтом и Суданом. Во-вторых, в столь жарком климате испарение с большой поверхности воды увеличит степень влажности, что весьма полезно для растительности. Подсчитывалось, что из 130 миллиардов кубических метров воды в водохранилище около 10 миллиардов ежегодно будет уходить в атмосферу. Далее, значительно возрастет интенсивность течения реки, а огромные запасы воды, создаваемые новой плотиной, позволят почти в полтора раза увеличить орошаемую площадь обрабатываемых земель. Наконец, предусматривалось строительство четырех тоннелей для сброса вод в половодье и четырех тоннелей крутонаклонного падения, ведущих к 16 турбинным установкам, которые, действуя круглый год, будут вырабатывать ежегодно 12 миллиардов киловатт-часов электроэнергии. Это сооружение решающим образом содействовало бы экономическому и социальному развитию страны2.

Однако строительство Высотной плотины имело и негативные последствия, причем в первую очередь для древних памятников, возведенных на берегах реки в районе Асуана. Подъем уровня вод после наращиваний тела плотины привел, например, к частичному затоплению островка Филе, богатого удивительными памятниками птолемеевско-римского периода. По окончании строительства Высотной плотины под водой должна была оказаться вся территория древней Нубии, причем на сей раз навеки, без сезонных отливов (когда летом на короткое время мелело водохранилище), которые периодически позволяли этим местам «выныривать» на поверхность.

[/smszamok]

В новом искусственном озере уровень вод должен был подняться со 121 до 133 метров над уровнем моря в 1967 году и до 182 метров по окончании работ. Под водой суждено было оказаться всем памятникам времен фараонов, римского периода и средневековья, стоявшим на берегах Нила от Асуана до Семны в Судане. Их камни, в том числе и необычайные храмы Абу-Симбела, были обречены на неминуемую медленную смерть. Сравнительно недавно освобожденные из-под песка, они всего 50 лет блистали во всей красоте под нубийским небом.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В 1971 году, увидев, как от кристаллизации солей гибнут кирпичи в доисторических стенах Мохенджодаро, один из крупнейших исследователей древности, Мортимер Уилер, сказал, что, если бы вслед за археологической группой сюда приехали хорошие реставраторы, способные своевременно принять меры, многих неприятностей удалось бы избежать. Число древних объектов, которые погибли, потому что не было «скорой помощи», неисчислимо.

Однако в последнее время делаются попытки принимать меры предосторожности. В некоторых странах вовремя приняты

[smszamok]

законы, регламентирующие, какая часть суммы должна идти на раскопки, а какая — на консервационные работы. Однако, по мнению теоретиков реставрации, всего, что сделано и делается, еще не достаточно. Слишком часто извлеченные на свет предметы гибнут, прежде чем люди успевают что-либо предпринять для их сохранения; поэтому следует заранее, с помощью специальных исследований, определять, какие предметы и сооружения будут найдены, и вовремя подготавливать наиболее подходящие реставрационные системы.

«Как бы то ни было, — говорит мне Паоло Мора, — важно, чтобы все усвоили необходимость тесного сотрудничества между ученым, искусствоведом или архитектором и реставратором — людьми, которые должны работать на равных и в полном согласии». Хорошим примером сотрудничества специалистов разного профиля может служить работа, связанная с недавним открытием надгробного храма, который, как полагают, был усыпальницей Филиппа Македонского. Сооружение найдено в Вергине, селении в Македонии, в восьмидесяти километрах от Салоник. Эта находка, несомненно, явилась одним из важнейших археологических событий последних лет.

Археолог Манолис Андроникос обнаружил усыпальницу под другими захоронениями более поздней эпохи. Фасад был сложен из пористого камня и покрыт не менее чем двумя слоями штукатурки, а сверху — белым слоем, похожим на «римскую штукатурку», которую делают из извести и мраморной крошки. Усыпальница представляла собой постройку дорического ордера. Внутри имелись два очень простых сводчатых помещения. В окрестностях нашли много других усыпальниц, и все они были покрыты слоем наружной штукатурки и окрашены. Благодаря этим находкам мы, наконец, получили доказательство, что все греческие архитектурные сооружения, как и римские, покрывались красками. Но так как все памятники, находящиеся на открытом воздухе, постоянно омываются дождями, краски со временем были утрачены. Паоло Мора вспоминает, что в Тире, Агридженто и Пестуме всегда находил следы штукатурки на углах зданий, это явное доказательство того, что все они были оштукатурены и окрашены.

Теперь уже сомнений быть не может. Гробница, найденная в Вергине, показала нам, что представлял собой во всей подлинности и гармонии архитектурной композиции памятник античной Греции. Метопы не окрашены, видимо, потому, что у строителей в спешке не хватило на это времени, но триглифы сияют голубизной, а красные карнизы украшены белыми цветочками. Считалось, что целиком окрашенные архитектурные сооружения отличаются сомнительным вкусом.

Андроникос нашел довольно точные данные, которые позволили ему датировать гробницу 350—320 годами до н. э. В это время единственным человеком, которому могли выстроить такое богатое сооружение, был Филипп II. Такой вывод, сделанный греческим археологом, кажется, подкрепляется рядом фактов. Великий македонский царь погиб от руки наемного убийцы, которому, как говорят, заплатили персы; та же смерть постигла и его жену Олимпиаду. И именно в Вергине найдены две гробницы: в одной похоронен мужчина, в другой — женщина. Однажды в бою Филипп был ранен в ногу, и как раз обнаруженные на мужчине поножи были непарными, что объяснялось просто: те, что находились со стороны, куда пришелся удар, были заменены. Затем Андроникос нашел в гробнице изделия из керамики, которые можно точно датировать. Поэтому уже почти нет сомнений, что это усыпальница македонского монарха.

Исключительность находки в том, что археологи смогли войти в эту усыпальницу, куда ранее не проникали ни люди, ни вода, ни земля. Андроникос оказался в нетронутом помещении. Он обнаружил, что все предметы, состоявшие из органических веществ, уже рассыпались. От них остались лишь следы. В целости сохранились лишь перья. Латы проржавели, но были в великолепном состоянии. Немедленная консервационная операция позволила не допустить быстрого разрушения гробницы. Когда извлекают на свет какой-либо памятник, почти сразу вступает в действие разрушительный фактор испарения с поверхности.  Выходящая изнутри вода содержит соли, которые кристаллизуются на поверхности или прямо йод ней, разрушая так называемый живописный слой, а иногда и грунтовку. Если не вмешается реставратор, памятник разрушается. Поэтому в распоряжении археолога на случай срочного   вмешательства   всегда  должна  быть  реставрационная  группа.

В Вергине сотрудничество археологов и других специалистов принесло замечательные плоды. Сейчас гробница Филиппа II полностью укрыта от холода и дождя. Кроме того, чтобы не допустить проникновения микроорганизмов, с помощью глубоких канав отведены все воды, обеспечены термическая защита и циркуляция воздуха. Так были воссозданы условия, в которых памятник находился под землей.

Система соглашений. Жестокий опыт второй мировой войны, когда оружие огромной разрушительной силы истребляло культурные ценности любого рода и размера, а на оккупированных территориях нацисты грабили произведения искусства, послужил нам уроком. 14 мая 1954 года представители 37 стран, в том числе Соединенных Штатов и Советского Союза, подписали Международную конвенцию о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта. Создан настоящий «Красный Крест культуры», чтобы обеспечить произведениям искусства и историческим зданиям гарантии неприкосновенности, аналогичные тем, которые предоставляются в период войны госпиталям и медицинскому персоналу.

Необходимость в международном законодательстве в этой области ощущалась уже давно. В период между двумя войнами многие страны предпринимали различные меры для защиты наиболее важных памятников. В 1935 году был подписан Вашингтонский договор (пакт Рериха), который, однако, касался только американских государств и не предусматривал никакого международного контроля. Кроме того, об охране культурных ценностей говорилось в двух Гаагских конвенциях (1899 и 1907 годов), но рекомендуемые меры излагались столь не четко, что их нельзя было осуществить на практике. Наконец, начало войны помешало Лиге наций принять проект, подготовленный Международным бюро музеев в 1937 году.

Имея в виду бедствия, причиненные войной, голландское правительство в 1949 году предложило ЮНЕСКО рассмотреть вопрос об охране культурных ценностей в случае вооруженного конфликта. На следующий год итальянское правительство выступило за разработку международной конвенции и представило на обсуждение собравшейся во Флоренции Генеральной конференции ЮНЕСКО проект такого документа. После длительных дебатов была подписана Гаагская конвенция, ознаменовавшая большой прогресс в этой области международного права.

Подписавшие ее стороны обязались принять определенные меры, беспрецедентные в мирное время: построить бомбоубежища, разработать технические планы по охране зданий; создать в вооруженных силах специальные части; ввести в воинские уставы нормы, касающиеся уважения культурных ценностей; создать при ЮНЕСКО международную опись зданий, которые будут пользоваться особой охраной в военное время.

Так, постепенно все государства мира вырабатывают комплексы принципов и юридических норм, которые в случае воплощения их на практике позволят спасти культурные ценности от разрушительной деятельности человека12.

Вместе работать лучше. В 1950 году, когда катастрофическое землетрясение разрушило большую часть Куско, древней и славной столицы инков, ЮНЕСКО направило в Перу группу специалистов, которые приняли участие в разработке программы ее реконструкции. Это был первый проект помощи по сохранению культурных ценностей, которую международная организация оказывала государству-участнику. С тех пор предпринималось множество подобных инициатив, носивших все более разнообразный характер. Постепенно сложилась политика сотрудничества, включающая такие важные мероприятия, как направление специалистов, предоставление стипендии для их подготовки и, когда позволяют бюджетные средства или в особо серьезных и неотложных случаях, финансирование консер-вационных операций.

[/smszamok]

Особенно полезным и эффективным международное сотрудничество оказалось в разработке программ помощи развивающимся странам по охране и консервации их культурного достояния. На основании докладов, подготовленных специалистами, организовывалась «скорая помощь», но из-за финансовых трудностей результаты были довольно скромными. В самом деле, каждый раз, когда предлагалась серьезная программа, неизбежно приходилось убеждаться, что она неосуществима из-за стоимости намечаемых работ, которая почти всегда составляла несколько миллионов долларов и, следовательно, была неприемлемой для большей части заинтересованных стран. Не говоря уже о том, что государствам, недавно ставшим независимыми, прежде всего надо было думать о решении совсем иных, куда более драматичных проблем, например о борьбе с голодом, ликвидации неграмотности, индустриализации.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Через века передают нам послание Парфенон (Греция), Тадж-Махал (Индия), Ангкор-Ват (Кампучия), Боробу дур (Индонезия), Мачу-Пикчу (Перу), Карфаген (Тунис), Персеполь (Иран). Их строители сумели неподражаемым образом запечатлеть в камне веры и чаяния своих цивилизаций. Порой лишь благодаря случайности доходят до нас драгоценные свидетельства прошлого. Нам предстоит открыть еще тысячи других исторических комплексов и памятников. Но в наше время они подвергаются все большей опасности, и  задача сохранить их приобретает  неотложный  характер.

Люди и в прошлом по разным соображениям старались сберечь те монументальные творения, которым придавали историческую,  художественную  или  религиозную  ценность. Тем самым оказывалось влияние на последующие культуры, прошлое становилось

[smszamok]

источником вдохновения и силы движения вперед. Например, в XV веке итальянское Возрождение обратилось к античной классике Греции и Рима. Последовавшее движение гуманизма внесло решающий вклад в создание такой атмосферы, когда стали возможными великие путешествия и вновь пробудился интерес к науке. В XVIII—XIX веках открытие «погребенных цивилизаций» — Помпеи и Геркуланума, Древнего Египта, Микен, Вавилонии, Ниневии и городов, «затерянных» в тропических лесах Юкатана, Кампучии й других областей и стран, — добавило новые главы к истории человечества и явилось стимулом для полета мысли писателей и путешественников.

Первыми археологами стали любознательные люди и «охотники» за сокровищами5. Мерилом их успеха, иронически отмечает американский этнолог японского происхождения Хироси Дайфуку6, считалось количество извлеченных на свет предметов, которые можно было продать коллекционерам или, в лучшем случае, сбыть в музей. Нет нужды напоминать, что многие найденные вещи пребывали в разбитом состоянии и почти не имели коммерческой ценности. Тогда и появился реставратор — полуремесленник, полуфальсификатор. Он соединял разрозненные черепки и фрагменты разных предметов и статуй, ловко маскировал соединительные швы и продавал простакам созданные таким образом произведения. Однако некоторые вещи были выполнены настолько искусно, что вводили в заблуждение даже знатоков. Случалось и так, что археологические находки, веками сохранявшиеся в целости, попав на воздух, начинали распадаться. В этом случае тоже обращались к реставратору.

Широко известно, как монах-францисканец Антонио Пьяджо спас римские папирусы, найденные в 1753 году в Геркулануме, на вилле философа Филодема. Обуглившиеся свитки было невозможно прочесть. Несколько «специалистов», в том числе некий Камилло Падерни, сумели лишь испортить некоторые из них. Истреблению драгоценных документов был положен конец, когда отец Пьяджо предложил сконструированное им устройство. С помощью резиновых нитей папирусы закрепляли на нем с чистой стороны. Затем, чрезвычайно осторожно поворачивая винты, вставленные в горизонтальную планку, начинали расправлять свиток, а одновременно с помощью инструмента, напоминающего гравировальный резец, один лист отделяли от другого. На первом папирусе, развернутом с помощью остроумного устройства отца Пьяджо, был знаменитый трактат Филодема о музыке.

Интерес к консервгции памятников и памятных мест пробудился в середине прошлого века. Во Франции Виолле-ле-Дюк (1814—1879), автор множества работ, содержащих основные принципы систематической реставрации, первым задумал и  осуществил программы  по  консервации  национальных памятников, главным образом относящихся к средневековью. Именно этот гениальный архитектор, чья деятельность, однако, оценивается неоднозначно, реставрировал и реконструировал собор Парижской богоматери и другие шедевры готической архитектуры, многие исторические кварталы и города, в частности Каркасон .

Но и во времена Виолле-ле-Дюка архитекторы обычно добавляли к реставрируемому зданию элементы, которых в нем никогда не было, так как были убеждены, что тем самым украшают его или делают интереснее, хотя на самом деле лишь увековечивали былое самоуправство. В небольшой работе исторического характера, написанной для ЮНЕСКО8, архитектор Пьеро Гаццо-ла, один из крупнейших в мире специалистов по консервации и реставрации и автор, в частности, неосуществленного смелого проекта спасения фараонских храмов Абу-Симбела, рассказывает о том, какой вред нанесло монументальному наследию неумелое реставрирование, проведенное без уважения к духу первоисточников. Он отмечает, что из-за эмпиризма, еще столетие назад господствовавшего в реставрации памятников, под сомнением оказалась подлинность большинства из них. Практически с римских времен и до первой четверти нашего века «всякий реставратор безжалостно .метил своим стилем каждый памятник, который брался восстановить в первоначальном виде… Отреставрировать памятник означало тогда попросту приспособить его для какой-то новой функции или удовлетворить канонам вкуса того времени».

Даже такие выдающиеся художники, как Микеланджело, усматривали в памятнике, над которым работали, «не что иное, как простой материал, который нужно преобразовать в завершенное произведение». Гаццола отмечает также, что «эти первые поборники классицизма, превознося античность, на деле домогались восхищения современников переделкой оригинала. Реставраторы вступали в открытое состязание с античным художником, чье произведение восстанавливали…».

Вплоть до сравнительно недавнего времени все без исключения реставраторы считали своим правом-долгом вносить «улучшения» в подлежащие восстановлению памятники и изменять стиль автора оригинала, чтобы привести его в соответствие со вкусом своего времени. Лишь несколько десятилетий назад стали утверждаться новые критерии научной консервации и реставрирования, прочно опирающиеся на последние достижения науки и техники. Если, согласно концепции Виолле-ле-Дюка и его бесчисленных единомышленников, реставрация памятников — это искусство, в котором умение и вдохновение реставратора важнее почтительности и уважения к создателю памятника, то сегодня реставрация все более воспринимается как наука, призванная прежде всего сохранить подлинность объекта.

Крупнейшим выразителем этой новейшей концепции реставрации стал итальянец Камилло Бойто. Он считал, пишет Пьеро Гаццола, что «памятник в своей целостности — это документ искусства и истории, значение которого проистекает из каждого из художественных и исторических элементов, находящих в нем свое выражение и свидетельство». Сегодня на таких позициях твердо стоят все настоящие специалисты в области реставрации и консервации памятников. «Лучше дать памятнику разрушиться, — сказал мне при одной из встреч архитектор Гаццола, — чем ради его сохранения прибегать к плохой реставрации».

Главное — не переборщить. «В прошлом, — говорит мне профессор Джорджо Торрака, бывший заместитель директора Римского центра и один из крупнейших в мире специалистов по консервации памятников, — памятники страдали от человеческих рук едва ли не больше, чем от старения материалов. Дело в том, что реставраторы перебарщивали. В ход шли самые разные новинки, современные клеи. Например, когда Баланос заливал бетон и вводил сталь в камни Акрополя, думали, что найдена панацея от всех бед и навсегда разрешены все проблемы. Но этому заблуждению пришел конец. Сейчас специалисты по консервации все яснее сознают, что панацеи от всех недугов не существует и что, напротив, новые материалы по истечении определенного времени не только тоже начинают портиться, но и причиняют памятнику больший вред, чем в случае если бы их не применяли вовсе. Поэтому специалисты со все большим недоверием относятся к крупным консервационным вмешательствам».

Консервационное вмешательство имеет свои пределы. Чтобы уточнить их, нужно прежде всего уяснить, что важно в том сокровище культуры, которое хотим сохранить. В докладе на конференции, посвященной применению ядерных методов в работе с культурным наследием, которая состоялась несколько лет назад в Риме и Венеции и в которой участвовали многие зарубежные специалисты, профессор Торрака выдвинул тезис, встречающий сегодня широкую поддержку. По его мнению, памятник культуры — это носитель информации, которую мы хотим использовать или теперь же, или в будущем. В ней можно выделить три уровня. Первый — это явная идея, «содержание» памятника, то, что хотел выразить создавший его человек: изображение на картине, статуя и т.п. На втором уровне содержится информация о том, как он был изготовлен, какие при этом применялись технические методы, поскольку такие сведения свидетельствуют о технике того времени. Поэтому при любом вмешательстве необходимо максимально сохранять первооснову памятника. Третий, более низкий уровень информации накладывает на консервационную операцию новые ограничения. Методы датирования, как мы увидим ниже, показали, что в древнем предмете скрыты сведения, относящиеся не только к его истории, но и к истории окружавшей его среды. Иными словами, памятник сохраняет следы воздействия среды.

Разбираться в этих следах, накопившихся в «атомных часах», о которых пойдет речь ниже, начали лишь недавно. Еще тридцать лет назад никто бы не поверил, что в любом из таких памятников можно повернуть стрелки времени назад, в прошлое и получить таким образом сведения об окружавшей их когда-то среде. Реставрирование или консервационная операция, в ходе которых не будет учитываться это обстоятельство, могут уничтожить сведения, которые надо было бы сохранить. Поэтому следует воздействовать на памятники не только осмотрительно, но и насколько возможно меньше. Так был выработан принцип «минимального вмешательства». «Даже еще не зная, какие сведения можно будет извлечь в будущем из куска древнего материала, — говорит мне Джорджо Торрака, — мы все равно должны со всем вниманием отнестись к способам его реставрации: ведь можно сделать такое, что не только будет неудачей с консервационной точки зрения, но и, возможно, исказит скрытую информацию, которую мы могли бы получить, когда для этого появятся средства, инструменты и методы».

Например, был период, когда любую вещь подвергали рентгенографии. Сегодня известно, что рентгеновское облучение какого-либо предмета мешает точности определения даты его создания, так как он получает дозу радиоактивности, подсчитать которую на практике трудно. Поэтому все облученные предметы испорчены, они уже утратили часть содержащейся в них информации. Следовательно, нужно ограничиваться только самым необходимым вмешательством. В прошлом тенденция была такова: для сохранности памятника делать как можно больше; сегодня, поняв, что излишнее вмешательство искажает предмет, мы должны «дать ход назад» и признать, что лучший метод консервации — сопутствовать этому предмету в его истории, борясь с порчей по мере ее появления и делая минимально необходимое, чтобы она не разрасталась.

Наука и техника. «Нет сомнения в том, что в ближайшие годы строительные работы примут широкий размах, — пишет профессор Брью в уже упоминавшейся работе. — Все, кто заинтересован в процветании и благосостоянии человечества, могут приветствовать это. Вместе с тем мы не должны обходить вниманием и менее осязаемые, но не менее важные исторические и культурные ценности, которые играют большую роль в нашей жизни».

Сохранить свидетельства прошлого, не препятствуя в то же время техническому прогрессу, экономическому и социальному развитию, — долг всех правительств, ученых, юристов, администраторов. Это чрезвычайно трудная задача. Нет такого безумца, который требовал бы ради сохранения культурного наследия полностью остановить прогресс, свойственный нашему времени. Однако такая опасность существует: с распространением понятия «памятник культуры» почти всякие материалы или сооружения могут быть — правомерно или ошибочно — включены в эту категорию.

В таком случае стоимость работ по сохранению и поддержанию столь обширного достояния может приобрести также колоссальные размеры, что поглотит все наши силы, а в конце концов, учитывая увлекательность проблемы, захватит и лучшие умы.

В последние годы, чтобы противостоять опустошающему неистовству бульдозера, мы прибегали к помощи передовой науки и техники, добивались принятия охранных законов (правда, к сожалению, не всегда достаточных и действенных), разрабатывали национальные и международные соглашения. Но несомненно, важнейшим по значимости было то, что в область, где веками царили невежество и произвол, вступили наука и техника.

Искусство сохранения исторического и художественного достояния развилось в новую отрасль науки. Ушло время, когда в этой области хозяйничали всякие знахари-реставраторы с их «тайными средствами». Это торжественно заявил несколько лет назад Гарольд Дж. Плендерлейт, знаменитый английский химик и реставратор, долгое время руководящий Римским центром. Слово «реставратор» за неимением лучшего сохранилось, но сегодня ему придается совершенно иной смысл. Современный реставратор — это высококвалифицированный специалист, знающий физику, химию, биологию, историю искусств, участвующий в международных конференциях и симпозиумах. Таким образом, наука и техника встали на службу историческому и художественному достоянию, тесно сотрудничая с искусствоведением и археологией. Реставратор располагает сегодня широчайшим набором научной аппаратуры и синтетических средств, позволяющих ему успешно справляться с задачей даже в безнадежных на первый взгляд случаях, при работе с самыми хрупкими материалами и самыми сложными конструкциями.

«Слабые» (то есть имеющие низкую проникающую способность) рентгеновские лучи позволяют увидеть сквозь живопись первый набросок художника на холсте. В Москве были обнаружены иконы, написанные на налагавшихся один на другой слоях на одной и той же доске. Благодаря особой методике удалось восстановить наиболее древние и ценные из низших слоев, не утратив тех, что были сверху.

В последнее время возросло число чудес, которые можно творить в реставрационной лаборатории и вне ее стен: теперь есть возможность переносить живопись с доски, разрушенной древесными паразитами, на основу в хорошем состоянии, заменять испортившиеся от времени холсты новыми, удалять фреску и оставлять на стене первоначальный рисунок художника, восстанавливать предметы из бронзы и останавливать процесс коррозии металлов. Но — осторожно. Не будем забывать об уже сказанном выше, то есть что к консервационным вмешательствам следует прибегать в случае абсолютной необходимости и никогда — из одного только удовольствия приложить руки к произведению искусства или историческому памятнику.

Реставраторы, например, выступают против снятия настенных росписей. И у них есть на это основания. Фреска всегда была «неподвижным произведением», созданным для конкретного памятника с учетом определенного освещения, местоположения и восприятия. Если отделить фреску от стены и поместить в музей, мы сохраним изображение, но уничтожим подлинность памятника. Поэтому к операциям такого рода прибегают в основном в случае какой-либо катастрофы, как, например, во время наводнения во Флоренции & землетрясения в Тоскане и Фриули. Как считает Паоло Мора, один из крупнейших в мире специалистов по настенной росписи   «идеально было бы сохранять в смысле вообще не касаться».

Совершенно новое поле деятельности открылось Для физики и фотографии. Сегодняшние археологические экспедиции — это настоящие межотраслевые группы. В зависимости от ситуации и необходимости в них могут входить специалисты и ученые, представляющие самые разные области знания. Но без фотографа уже не обойтись. Фотография — основное и незаменимое средство надолго сохранить внешний вид объекта. Фотографии, выполненные два десятка лет назад, служат реставраторам Персеполя в качестве исходного материала для проверки того, насколько пострадали знаменитые барельефы. И это один из очень многих примеров. В последнее время техника фотографии претерпела большие изменения и стала совершеннее. Например, еще несколько лет назад фотограф, который должен был зафиксировать прямо на месте открытия ^аленький и хрупкий предмет, обычно испытывал трудности из-за получавшейся тени. Сегодня это препятствие легко преодолевается благодаря изобретению, основанному на простейшем способе: обыкновенное стекло ставится на две опоры и в центре устанавливается предмет, который нужно сфотографировать. Затем под стекло помещают светлую подкладку. Предмет фотографируют при косых лучах солнца — между 9 и 11 часами утра или между 15 и 17 г:осле полудня; аппарат ставится в вертикальное положение, и съемка производится сверху. Лучи солнца падают косо, и поэтому тень проецируется на подкладку, вне поля съемки.

Все шире применяются фотограмметрия и аэр0фотоъемка. Эти чрезвычайно усовершенствованные методы по’воляют установить настоящие очертания здания или комплекса зданий. Можно привести такой пример: с помощью серии снимков, сделанных последовательно через более или менее длительные промежутки времени ? рамках определенного периода, можно обнаружить, двигались ли колокольня, купол или другое архитектурное сооружение, и таким образом проверить их устойчивость.

В не меньшей степени применяется физика, например новые методы зондирования. Как врач прослушивает пациента, тек и ученый, прежде чем приступить к раскопкам, аускульти-рует («выслушивает») участок с помощью прибора, который по чувствительности можно сравнить со стетоскопом и который позволяет уловить под поверхностью любое отклонение от нормы. С помощью этого метода точно определяют центр подземного помещения и так регулируют аппаратуру, что, проделав вертикальное отверстие диаметром в десять сантиметров и введя в него трубообразный перископ, получают полный обзор этого помещения изнутри. И это еще не все. Обнаружив такое подземное помещение, археолог вводит в трубку миниатюрный фотоаппарат и делает серию снимков, поворачивая объектив каждый раз на 60 градусов. Разложенные по порядку, фотографии дают полную панораму росписей, барельефов и всего остального, что может быть на стенах подземного помещения. Если такое помещение нужно открыть, к раскопкам приступают, зная, где находится вход. По этому методу археологи Фонда Леричи открыли сотни и сотни этрусских захоронений в Черветери и других некрополях.

[/smszamok]

Рождается археометрия. Дерзкое введение учеными атома в область охраны памятников привело к рождению новой науки — археометрии. Ее сфера — научные измерения археологических объектов с целью получения информации не только о том, как они были изготовлены, но и о типе среды, существовавшей в зоне, где их нашли, об эпохе, когда ими пользовались; с помощью археометрии производится и точное датирование. Молодая наука быстро развивается. Она помогает датировать даже эпохи неолита и палеолита. Сейчас идет работа над датировкой геологического типа, которая основывается на использовании следов распада в скальных породах и других методах, позволяющих установить время деятельности человека десяти—двад-цатитысячелетней давности и даже ранее. Это исключительное достижение, если учесть, что обычно применяемый сейчас радиокарбон-ный метод10 позволяет осуществлять датировку не далее пяти-шести тысяч лет до н. э.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Попробуйте представить себе жителя Рима, который однажды прекрасным утром выйдет из дому и на месте Колизея обнаружит красивую автомобильную стоянку или безликий каркас небоскреба! Под разрушительными ударами земельной спекуляции люди вдруг пробудились и осознали, чего их лишили. Они стали испытывать необходимость защитить окружающую их среду. С этой целью создается все больше общественных организаций. В Брюсселе их насчитывается более ста, и еще сотни действуют в Нью-Йорке и Риме, в Лондоне, Париже и во всех городах, в которых свирепствует земельная спекуляция и которые уродуются вследствие градостроительной политики сомнительного вкуса.

Но есть и еще один не менее важный фактор, побуждающий нас спасать запущенное художественное и историческое наследие: человеку нужны

[smszamok]

различия и разнообразие в окружающей его среде обитания, он болезненно реагирует на угнетающее однообразие и монотонность архитектурных форм. В сегодняшнем мире такие города, как Токио, Денвер, Джакарта, похожи друг на друга как капли воды: похожие улицы, похожие здания из стекла и бетона. Никто не станет отрицать, что большую часть разнообразия составляют старые кварталы, исторические центры и старинные памятники. Если они будут разрушены, их уже никогда не смогут вернуть к жизни. В результате общество окажется бессильным удовлетворить потребности определенной категории своих членов в некоторых аспектах окружающей среды.

Поэтому в социальном плане сохранение монументального наследия не только оправданно, но и приобретает политическое и моральное значение, вследствие чего охрана культурного богатства становится делом каждого: политического деятеля, инженера, администратора и простого гражданина.

Необходимо взглянуть и на международный аспект этой проблемы. Сегодня защита и сохранение культурных особенностей народов и наций справедливо рассматриваются к,1к неотъемлемое условие прогресса и развития человека. Есть опасность, однако, что мы движемся к нивелированию культур по единой модели. Чтобы отвратить эту опасность, малые народы (наиболее уязвимые) возвели культурное отличие в один из основных принципом стратегии развития и нового международного экономического порядка. Но, отмечает Аурелио Печчеи, основатель и вдохновитель Римского клуба, «сколь благими ни были бы намерения и сколько бы речей ни произносилось во имя культурных особенностей, для сохранения и защиты находящихся под угрозой памятников культуры на практике сделано очень мало. Наше культурное наследие гибнет и быстро исчезает, поэтому необходимо предпринять огромные усилия, чтобы положить конец этим непоправимым потерям»3. Эти усилия, считает Печчеи, нужно прилагать во всех областях, привлекая для этого все отрасли науки, прежде всего археологию, эпиграфику, палеографию, филологию, этнологию, антропологию, историю и методы консервации.

И камни умирают. Как и все материальные объекты, памятники и исторические места подвержены изменениям и порче. Предметы, обнаруживаемые в ходе археологических раскопок, веками оставались и очень стабильной природной среде. Оказавшись на воздухе или в других, отличных условиях, предмет или памятник становятся объектом воздействия ежедневных и сезонных колебаний температуры и влажности, а в районах с умеренным климатом — еще и холода. В результате наружный слой камней и кирпичей отслаивается и трескается. Дерево и другие органические материалы еще хрупче, и то, что неопытному наблюдателю может на первый взгляд показаться прочным, на деле деформируется и быстро обращается в пыль. Вот почему говорят о «проказе» памятников.

Известно, что за последние десятилетия стены и статуи, выстоявшие столетия, пришли в такое плохое состояние, что некоторые из них невозможно узнать. Что же за разрушительное зло обрушивается на них? Как гласят старинные английские хроники, оно впервые дало о себе знать в 1620 году в Лондоне. Причину зла отыскали в угольном дыме. В 1648 году в петиции, поданной в английский парламент, содержалось требование запретить ввозить уголь из Ньюкасла, считавшийся особенно вредным. Более трех столетий назад лондонцы правильно распознали беду. Им не могло прийти в голову, что потомки совершенно не примут во внимание их своевременное предостережение. Люди неотвратимо шли к положению, когда под угрозой оказалось не только их здоровье, но и памятники, особенно древнейшие. Атмосфера городов и промышленных центров отравлена остаточными продуктами сжигания миллионов тонн угля, тяжелого топлива и бензина. Среди составных частей дыма наиболее активны, с одной стороны, такие твердые частицы, как сажа, а с другой — такие газообразные вещества, как двуокиси серы и углерода. Двуокись серы, растворяясь в воде, тумане или снегу, преобразуется в очень едкое вещество — серную кислоту.

Общий вес содержащейся в дыме сажи составляет до шести процентов веса сожженного топлива. Сажа содержит до пяти процентов серной кислоты, а каждый кубический метр загрязненного воздуха — пять миллиграммов двуокиси серы. Если килограмм угля высвобождает около 20 граммов двуокиси серы, то миллион с лишним тонн угля, сжигаемого ежегодно в Большом Брюсселе, выбрасывает в атмосферу около 20 тысяч тонн двуокиси серы. Этого достаточно, чтобы каждый год превращать в гипс 31 тысячу тонн известняка.

К счастью, лишь доля этого впечатляющего количества едкого газа вступает в соприкосновение с известняком наших памятников: большая часть его уносится дождями, которые, однако, в промышленных центрах ежегодно рассеивают 13—27 тонн серной кислоты на квадратную милю, то есть пять — десять тонн на квадратный километр. Растущее потребление различных видов тяжелых нефтепродуктов все более ухудшает положение в силу того простого факта, что они при сгорании высвобождают еще больше двуокиси серы, чем уголь. Если же учесть и газы, выбрасываемые из выхлопных труб миллионов автомобилей и тяжелых грузовиков, то очевидно, что в индустриальных центрах на наших глазах серная кислота производится прямо-таки в промышленных масштабах. На известняковых камнях Западной Европы, на их укрытых от дождя сторонах, обращенных обычно на север и восток, образуется твердая, непроницаемая, содержащая гипс корка, которая вбирает в себя сажу и пыль. Образование этой черной корки — первая стадия разрушительного процесса. Затем он продолжается и под коркой: просачивание соляных растворов (гипс) вследствие кристаллизации содержащихся в них солей вызывает деформацию камня. Тут-то гипс и преодолевает сопротивление известняка и разъедает грани каменных плит. Когда камень уже не противится дыму, корка отстает от него, шелушится, трескается и, наконец, расслаивается и отпадает, открывая порошкообразную поверхность, которая легко поддается эрозии от дождя и ветра.

Несомненно, загрязнение атмосферы — это главная причина разрушения известняковых камней. Однако нужно учесть, что в отравленных районах испорчена лишь часть известняков, применявшихся в строительстве. Следовательно, можно говорить, что разрушение зависит и от целого комплекса причин, наряду с действием дыма следует принимать во внимание циркуляцию воды, природу и свойства самого камня и его место в здании.

Беда в том, что еще нет такой обработки, с помощью которой можно было бы остановить разрушение камней. Ныне уже удается воспрепятствовать порче таких предметов искусства, как например, расписанные доски и холсты, изделия из бронзы и другие, а вот с камнями дело идет медленнее. Ведутся (главным образом в Венеции) исследования с целью разработки методов очистки, тампонирования, укрепления камней и предохранения их от проникновения воды. Некоторые средства эффективны лишь в лабораторных условиях, когда же дело доходит до очистки и укрепления целых фасадов, возникают серьезнейшие трудности, особенно в том, что касается защиты такого объекта от разрушения в будущем. За неимением радикальных средств специалисты ограничиваются советом пользоваться такими, например, методами, как периодическая очистка. Однако нельзя применять сухую или влажную пескоструйную очистку и фтористоводородную кислоту, которые вызывают разрушение первоначальной поверхности, недопустимое с точки зрения консервации как по историко-эстетическим соображениям, так и потому, что вновь образовавшаяся поверхность оказывается неровной и открытой для возобновления разрушительных физико-химических явлений. Лучшим же методом борьбы с загрязнением среды и сегодня остается принятие мер по снижению содержания вредных веществ в дыме и перемещение загрязняющих воздух предприятий подальше от городских центров.

Вот уже несколько лет власти ряда стран стремятся заранее определить размер ущерба, который может нанести памятникам строительство того или иного промышленного предприятия. Наиболее интересное и пока что единственное исследование, объектом которого были камни, проведено «Текнеко» (компанией из группы ЭНИ) совместно с Центральным институтом реставрации и другими итальянскими специализированными организациями по заказу «Индиан ойл корпорейшн» (государственной нефтегазовой компании Индии). Задача состояла в том, чтобы выяснить, каким способом можно предохранить памятники Агры от влияния загрязненной атмосферы, которую отравляет нефтеперерабатывающий комбинат, строившийся примерно в сорока километрах, в индустриальном центре Матхура.

В Агре находятся прекраснейшие памятники периода Великих Моголов, восходящие к XIV—XV векам, и в частности великолепный Тадж-Махал, построенный по приказу Шах-Джахана (1627—1659) для горячо любимой жены Мумтаз. «Были и другие строители, — писал об этом мусульманском монархе индийский искусствовед Бхаратха Ийер, — но никто никогда не создавал во имя любви такого благородного и чудесного сооружения, как Тадж-Махал в Агре».

Какой вред нанесет нефтеперерабатывающий комбинат памятникам Агры? Точный ответ дать трудно. В принципе, как мы уже видели, загрязнение опасно, но произвести количественную оценку ущерба затруднительно, так как неизвестно, до какого предела загрязнение совместимо с консервацией памятников. В идеале оно должно быть нулевым. В самом деле, если человеческие клетки могут обновляться, инертные тела, к каким относятся камни, не способны на защитную реакцию -и подвергаются разрушению. Если бы удалось установить, что консервация того или иного памятника возможна при какой-то определенной степени загрязнения, то это уже было бы большим успехом. К сожалению, мы далеки от такой цели, поскольку у нас в сущности еще нет исходных данных. Опираясь на приобретенные до сих пор слабые познания, мы можем лишь констатировать, в каком состоянии пребывает памятник в настоящее время при существующем уровне загрязнения атмосферы.

Именно такую работу тщательнейшим образом и провели специалисты «Текнеко» и Центрального института реставрации, каждый со своей стороны. Под конец, сведя воедино полученные результаты и прогнозы, они пришли к заключению, что уровень загрязнения должен быть достаточно низким. В работе, состоящей из трех толстых докладов, рассматривались физические, химические и микробиологические аспекты проблемы, и индийские власти, таким образом, получили все сведения, необходимые для вынесения решения.

Явлениями, связанными с «проказой» памятников, занимается множество химиков и других специалистов различного профиля. Сведения об их открытиях и успехах редко достигают широких слоев общественности. Сколько людей, например, знают (кроме самих участников работы), что такое «кашица», изобретенная доктором Паоло Мора, одним из крупнейших реставраторов мира, и какую роль она играет в лечении Боробудура? Между тем именно это тестообразное вещество позволило решить одну из сложнейших консервационных проблем, вставших с самого начала перед реставраторами прекрасного буддийского храма, который возвышается на острове Ява и станет одним из главных этапов нашего путешествия в прошлое, которое нужно спасти.

Не всегда реставратору достаточно культурной подготовки и технического мастерства. Успех его работы порой зависит от того, насколько страстно предается он своему делу. Ведь иногда во время поездок в самые разные уголки земного шара ему приходится рисковать своим здоровьем или даже жизнью, заниматься тяжким трудом. Когда несколько лет назад Паоло Мора путешествовал по Тассилин-Аджер — ступенчатому плато в Алжирской Сахаре, где находятся прекрасные наскальные рисунки, выполненные жившими семь — три тысячи лет назад пастухами, ему в течение недели ежедневно приходилось проходить пешком по 20—25 километров и спать в палатке.

[/smszamok]

На рисунках Тассили, сделанных красными, желтыми и белыми земляными красками, изображены человеческие фигуры и животные. К счастью, им не грозит вода, весьма редкая в этих местах, и они укрыты от солнца. Но их нужно защитить от эрозии, вызываемой ветром, который осаждает на поверхности мельчайшую желтоватую пыль. Горное плато Тассилин-Ад-жер — это также достопримечательность природы. Когда-то вся обширная, ныне пустынная зона, вероятно, была покрыта густой растительностью, от которой в некоторых лощинах сохранились лишь кипарисы особого вида (Сиргеззиз 1а\Узошапа), чей возраст насчитывает две-три тысячи лет. Работа по консервации чудесных наскальных рисунков усложнялась невозможностью подолгу держать группу реставраторов посреди пустыни. Достаточно сказать, что до ближайшего населенного пункта — Джанета — день пути.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Летом 1957 года известный итальянский букинист показал в Лондоне, а затем в Париже и Женеве старинную географическую карту, которая позже получила в ученом мире название карты Винланда. На сравнительно небольшом листе пергамента (27,8 сантиметра на 41 сантиметр) были изображены три материка с привычной для нас ориентацией на север: Европа и Азия наверху, Африка внизу. Эта карта была переплетена вместе с латинским манускриптом, содержавшим отчет о путешествии после папы Иннокентия IV, некоего Плано Карпино, к великому хану моголов в 1245—1247 годах. На карте много надписей: по-латыни написаны 62 названия и 7 легенд.

Интересно, что почерк обоих документов карты и отчета — одинаковый. Бумага (точнее, водяной знак на ней), на которой написан отчет, позволила датировать манускрипт, а вместе с ним и карту примерно 1440 годом. Находка выглядела сенсацией хотя бы уже потому, что на карте XV Века были Даны точные очертания Гренландии ведь даже в XVIII веке Гренландия обычно изображалась полуостровом Евразии или Америки, северный же берег этого гигантского острова вообще был каптирован только в 20-х годах нашего века. На этом сенсация не кончилась. Осенью 1957 года в Женеве карту вместе с манускриптом приобрел за довольно крупную сумму (3500 долларов) американский антиквар, который впоследствии продал ее Йельскому университету. Вскоре один из сотрудников университета приобрел рукописный фрагмент труда «Историческое зерцало» известного энциклопедиста XIII века Винцента де Бове. Оказалось, что эта рукопись написана тем же почерком, что  карта Винланда и отчет Плано Карпино. Более того, и манускрипт и карта с отчетом имели ходы, проделанные книжным червем, и эти ходы совпали! Отчет папского посла и фрагменты «Исторического зерцала» оказались частями одного кодекса, которые после долгого времени, на удивление ученым, снова соединились.

Публикация карты в 1965 году вызвала сенсацию в ученом и еще более не ученом мире. Еще бы, ведь в северо-западном углу карты помещен крупный остров, вытянутый по оси север — юг, на нем видны две реки, текущие с запада на восток. Рядом, на карте, записана весьма длинная легенда, роняющая, что это остров Винланд и повесть о плавании на этот остров апис па Эйрика. Путешествие датируется 11Г 1118 годами. Иначе говоря, на Винландс карте задолго до плавания Колумба отображена Америка; две реки на э карте — реки Святого Лаврентия и Гудзон. Из этого следует, что Колумб отплыл в известные земли.

С самого начала этого сенсационного открытия  начались ожесточенные спор том, подлинна  ли  найденная  карта. Уже 1969 году число научных работ, изучающих Винландскую карту, перевалило за 110. В 1967 году в Вашингтоне состоялась конференция,   посвященная  этой   карте. Главы «От папского посла» и главы «Из труда Бове 6» признаны  подлинными, а карту, большинство участников конференции, сочло подложной. Только в 1974 году было выполнено, конец, то, с чего следовало начать Йельскому университету: был сделан сравнительный анализ чернил на карте. Экспертиза длилась около двух лет. Выяснилось,  что чернила обеих рукописей обычны для средневекового книжного письма — изготовлялись они  из железных опилок, облитых крепким уксусом. В чертеже на карте Винланда нет железа и характерных для этого времени примесей сока толокнянки  и  индиго. Зато в этих чернилах оказался  титан   в виде  двуокиси тана — иначе говоря, титановых белил.

Вывод экспертизы — это смертный приговор карте Винланда. Двуокись титана встречается в  природе, и всегда ей соответствуют соединения   железа   и   марганца, а  случае с  картой  Винланда двуокись титана оказалась химически чистой.  Титановые белила  выпускаются  промышленностью только с 20-х годов нашего века и очевидно, были использованы  ловким   фальсификатором  недавно,  купленными в  магазине  химических реактивов. Нашумевшая карта Винланда, как считают  специалисты, самая важная фальсификация последнего десятилетия.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Обнаружена большая группа социально-утопических легенд. В них рисуется идеальная крестьянская страна. В крестьянской листовке «Путешественник Марка Топозерского» объявлялся путь в вымышленную страну — Беловодье, где трескаются камни от мороза и стоит непроходимый лес. По мнению составителей «Путешественника», все это нестрашно. Важно то, что там есть земля (хоть какая-нибудь) воля. Эти легенды помогают понять длившийся несколько веков процесс заселения русского Севера, а потом основных районов Сибири. Традиционное для старой науки представление о государственно-монастырском характере «колонизации» русского Севера должно быть преодолено, так же как и распространенное в прошлом представление о формировании населения европейского Северо-Востока в результате столкновений славян и финнов. Возможность выхода, в северные районы обеспечивалась и слабой их заселенностью, удобством продвижения по северным гидросистемам и гигантским лесным массивам, которые укрывали беглецов и вместе с тем давали им возможность распахивать пашни, ловить рыбу и охотиться. Сходные процессы происходили и в других областях Европы. Феодалы же, феодальное государство и церковь стремились распространить свое влияние на новые территории и населявших их крестьян и славянского и неславянского происхождения.

Освоение северных земель требовало большого напряжения (вспомним северорусскую былину о богатыре-пахаре Микуле Селяниновиче). Весьма знаменательно н то, что в отличие от центральных районов русский Север на протяжении всего феодального периода не знал помещичьей формы крепостного права. Оно здесь было невыгодным. Это наложило своеобразный отпечаток не только на правовые отношения, но н на психологию северорусского крестьянина, не ведавшего личной зависимости от барина. Народная бытовая культура деформировалась здесь феодальным гнетом в значительно меньшей мере. Русские крестьяне в отличие от феодалов ае завоевывали и не порабощали карел, коми, вепсов и других, а селились рядом с ними и так же как и они стремились избежать феодального гнета.

Итак, можно ли представить себе северного крестьянина просто-напросто закоснелым в глуши, инертным хранителем древних традиций? Традиции нельзя положить в холодильник и хранить их до тех пор, пока ими не заинтересуются этнографы или историки. Живая, функционирующая традиция — это не черепок от горшка, который ждет, пока археолог не извлечет его на свет божий. Простое поддержание ее в меняющемся ходе времени, а тем более при переселении в совершенно новые условия требовало творческих усилий, сметливости, энергии, опыта и, если хотите, мудрости. Именно отпечаток этих качеств и лежит на всей традиционной крестьянской культуре русского Севера. Это не восторженная декламация. Обратимся к фактам. Северорусский дом-двор хорошо известен. Известна ли подобная столь развитая форма деревянного жилища в древности? Археология демонстрирует нам либо однокамерные жилища (часто земляночного или полуземляночного типа), либо княжеские терема, которые представляют собой тоже развитые формы, во совершенно другого назначения, характера и типа. Северный дом—это максимальный вариант развития русского жилища, точно так же, как и карпатский дом-двор (гуцульская «граж-да»), правда, сложившийся в иных условиях. (Кстати, с гуцулами связано тоже немало легенд. Так, одна из них утверждает, ЧТО ОНИ прямые потомки древних киевлян, ушедшие в горы и хранившие там древнекиевские традиции. Однако ни исторические документы, ни археологические данные не подтверждают этого: дом типа «гражды» на территории бывшей Киевской Руси не обнаружен. Это тоже поздняя форма, результат длительного развития культуры народа, так же как северорусские крестьяне, не просто хранители, но и создатели большого количества относительно развитых форм.)

В современной этнографии нет единого мнения о времени сложения северного русского дома-двора как типа (обсуждаются XVI—XVII или XVII—XVIII века). Типичная северорусская женская одежда на Севере распространилась не ранее XV—XVII веков.

Северорусская протяжная песня .— одно из ярчайших явлений русского фольклора вообще — сформировалась только к XV— XVI векам. Северорусская былинная традиция исторически связана с развитием русского эпоса XIV—XV веков. К XV столетию относится и первое упоминание свадебных причитаний, особенно широко развившихся именно на русском Севере. Таким образом, наиболее общие И распространенные на всей северорусской территории особенности традиционной бытовой культуры сформировались относительно поздно, что нисколько не умаляет их достоинств: и художественных и культурно-исторических.

(Еще не оценили)

Загрузка...

История русского Севера до XVIII века отчетливо членится на два периода: XII— XV и XV—XVII века. Какой же из них сызволял бы предвидеть, например, засухи или многомесячное ненастье «и заранее готовиться к ним… Но если краткосрочные прогнозы благодаря численным методам доведены до определенной степени совершенства, то о долгосрочных того не скажешь. Тут до численных методов еще далеко, тут царят еще синоптики. И при всем уважении к их огромному опыту надо все же сказать, что этот опыт позволяет им предвидеть лишь более или менее типический ход процессов, когда они не очень выходят за рамки постоянного климата. Предсказать же резкие и длительные отклонения от климата — такие, например, как засухи 1972, 1975 годов у нас н 1976 года в Западной Европе,— синоптические методы не позволяют. А ведь в этом состоит главная задача долгосрочного прогноза. Но тут много еще неясного, и для решения задачи потребуется существенное развитие физики атмосферы и океана, спутниковой метеорологии и создание мощной вычислительной базы. Так что на ближайшие десятилетия для науки это проблема номер один, «проблема века», как назвал ее директор Вычислительного центра СО АН академик Г. И. Марчук, один из крупнейших специалистов в области прикладной и вычислительной математики.

Первую скрипку тут играет планетарная облачность, которая «виновна» в том, что поверхность Мирового океана в тропиках неравномерно прогревается Солнцем. Если в какой-то период облачность меньше обычной нормы, соответствующей климату данного региона, то поверхностный слой воды нагревается сильнее обычного и аккумулирует солидный запас тепла, особенно если облака не появляются много недель.

Океанские течения, прежде всего Гольфстрим и Куросио, переносят прогретые воды на север и юг — в район Исландии в Атлантике, Алеутских островов в Тихом океане и Антарктиды в южном полушарии. Там эти воды встречаются с холодным воздухом, и

Схема, иллюстрирующая принципы взаимодействия атмосферы и океана. У поверхности океана формируется слой воды, в котором под влиянием ветра, течений и солнечной радиации идет интенсивное перемешивание воды. Ниже (заштрихованный участок) располагается так называемый термоклин — слой наиболее важный при взаимодействии атмосферы и океана. Именно в нем аккумулируются и переносятся течениями запасы тепла, которые, поступая в атмосферу, способны существенно   влиять   на   идущие   в   ней   процессы. между океаном и атмосферой происходит интенсивный теплообмен. Воздух, нагретый океаном, взаимодействует с соседними холодными воздушными массами полярных областей, что приводит к образованию мощных «возмущений» в атмосфере (типа циклонов и антициклонов), которые планетарное воздушное течение умеренных широт увлекает на восток — на континенты, создавая в них зоны потепления.

Континенты тоже, конечно, нагреваются Солнцем и отдают свое тепло атмосфере, что может вызвать существенные изменения в погоде. Однако действует этот фактор недолго и имеет значение лишь для прогноза погоды не более чем на месяц.

Точно так же, только «с обратным знаком», все происходит, когда облачность в тропиках выше обычной нормы. Тогда на континенты в конце концов приходит похолодание.

Процессы эти идут медленно, в темпе океанских течений, и если учесть расстояние, то оказывается, что «перегрев» в тропических районах океана повлияет на погоду континентов примерно через сезон, то есть спустя три месяца. Стало быть, при точном и своевременном прогнозе о предстоящей засухе можно узнать как минимум за пару месяцев?.. Не стоит говорить о том, насколько это важно для хлебороба…

Дело, выходит, за «малым» — за самим прогнозом. Но эта простая и ясная схема, что описана выше,— именно схема. Для еще большей ясности дополним ее некоторыми «деталями», которые необходимо учитывать при составлении прогноза.

Во-первых, движение воздушных масс происходит на вращающейся Земле, и это определяет, так сказать, генеральное направление их движения — с запада на восток.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Это были уже не первые жертвы из числа членов партии «народной свободы». После победы Советской власти кадеты начали борьбу против нее, и 28 ноября 1917 года Совнарком РСФСР учредил декрет, объявлявший кадетскую партию партией врагов народа. Члены ее руководящих учреждений подлежали аресту и суду революционных трибуналов. В провинции местными органами были расстреляны некоторые кадетские деятели, гибель других явилась результатом самосуда. Страшная кончина Кокошкина и Шингарева получила широкий резонанс, вызвала скорбь и возмущение интеллигенции. По распоряжению Ленина была создана следственная комиссия, во все районы Петрограда разослана подписанная им телеграмма с приказанием «совершенно немедленно поднять на ноги все имеющиеся в распоряжении силы» и приступить к розыску виновных.

Нескольких участников убийства удалось задержать. В мае 1918 года они предстали перед судом и понесли наказание. Об этом сообщала кадетская газета «Свобода России». Самым уязвимым звеном в политике кадетов было их стремление продолжать войну до победного конца. В архивных фондах сохранились письма с фронта членам думской кадетской фракции, в редакцию1 газеты «Речь», лично Милюкову:

[smszamok]

«Вы говорите, что народ русский желает войну вести до конца. Солдаты спрашивают себя: кто же этот народ?»

• «Оставьте войну, господа. Дайте людям пожить…»
• «Мы со слезами на глазах просим вас… прекратите   эту   кровопролитную   бойню!»
• Война стала национальной трагедией России. Трагический оборот приняла она и для многих членов партии «народной свободы», для их семей. Младший сын Милюкова, только что окончивший гимназию, добровольно ушел на фронт и был убит в первом же сражении.

Но кадеты по-прежнему разжигали в стране «патриотический энтузиазм». Ядром их политической доктрины была идея государственности. Они категорически настаивали на единстве Российской империи, на всемерном укреплении ее международного престижа. Победа в войне должна была упрочить стратегические позиции России, резко усилить русское влияние на Балканах и на Ближнем Востоке. Обладание черноморскими проливами — Босфором и Дарданеллами — было, по мнению кадетских политиков, жизненно важным для развития экономики страны. Что же касается отношения к войне народов России, то здесь позиция кадетов формулировалась так: «Если широкая народная масса не понимает необходимости в ее собственных интересах довести войну до конца, то это надо сделать, не считаясь с ее волей».

Курс Временного правительства на продолжение войны вызвал взрыв народного возмущения в апреле 1917 года, требования отставки «министров-капиталистов». Ни один из кадетских министров капиталистом не был: Шингарев — земский врач, Мануйлов и Некрасов — профессора, Милюков — журналист, бывший приват-доцент университета, лишенный в 1894 году права преподавания за антиправительственную деятельность. Другое дело, что будущее России они видели в капиталистическом строе и за это боролись. Именно поэтому в 1917 году сильно упрочились связи партии «народной свободы» с крупной буржуазией, с торгово-промышленным союзом и его руководителями П. П. Рябушинским и С. Н. Третьяковым. К кадетам примкнули многие представители влиятельных прежде партий октябристов и прогрессистов. Это сближение облегчалось тем, что революция оставила далеко позади программные требования всех трех партий. Поводов для разногласий стало значительно меньше, а страх перед общим врагом — набирающим силу большевизмом — побуждал смыкать строй.

Кадеты привлекали к себе и потому, что у них была налаженная организация с определенной дисциплиной, богатый опыт пропагандистской работы. Главное же их преимущество состояло в том, что партия «народной свободы», казалось, могла скорее рассчитывать на поддержку народных масс, поскольку (в отличие от октябристов и прогрессистов, известных как партии крупных помещиков и буржуазии) объявила себя партией надклассовой, внесослов-ной, общенародной.

Когда весной 1917-го по стране прокатилась волна крестьянских выступлений за немедленный раздел помещичьих земель, к кадетам хлынули негодующие землевладельцы. Они надеялись, что партийная марка поможет им сохранить свои имения. В деятельность    местных    кадетских    комитетов включались бывшие чиновники (при прежнем режиме им было запрещено вступать в политические организации). В результате атмосфера в местных партийных организациях становилась все более контрреволюционной. С каждым днем политическая поляризация в стране нарастала, и кадеты заняли позицию на правом фланге. В воздухе пахло гражданской войной. 30 августа газета «Речь» вышла с зияющим на первой полосе белым пятном. На этом месте была заверстана в номер написанная Милюковым передовая статья, горячо приветствовавшая генерала Корнилова. Мятеж, на который такие надежды возлагало кадетское руководство, был подавлен силами  рабочих,  отрядов  Красной гвардии.

Весной 1918 года кадетами была создана подпольная антисоветская организация — Национальный центр. Тесно связанная с белой армией, она готовила восстание в Москве, приурочивая его к наступлению дени-кинских войск. В архиве сохранились сфотографированные на пленку донесения Национального центра, содержавшие секретные данные о Красной Армии, о политических настроениях в советском тылу. Свернутая в тончайшую трубочку, пленка умещалась под длинными ногтями курьеров, которые  регулярно   направлялись   в  ставку Деникина. Донесения готовил председатель ационального центра — видный московский кадет Николай Николаевич Щепкин, внук великого русского актера М. С. Щепкина. В 1919 году заговор Национального центра был раскрыт, его руководители расстреляны. А родному брату Н. Н. Щепкина, профессору университета в Одессе Евгению Николаевичу, выпал другой жребий. В годы первой русской революции он тоже вступил в кадетскую партию, но вскоре порвал с ней. В 1919 году в оккупированной интервентами Одессе сблизился с большевиками, в подполье стал членом РКП(б). Когда в городе восстановили Советскую власть, Е. Н. Щепкин был назначен комиссаром Одессы по народному образованию. Его имя носит теперь одна из одесских улиц.

Судьбы братьев Щепкиных, избравших полярно противоположные пути, отражают сложность и глубокую драматичность исторической эпохи, когда родные по крови люди оказывались по разные стороны баррикад. В 1917 году общее число кадетских организаций в стране заметно возросло. На конец мая их было 183, а к осени — уже не менее 370, в том числе в Петрограде и Москве, в 73 губернских и областных городах, в 240 уездных городах и в 55 других населенных пунктах. Хотя официальных данных об общей численности кадетов в 1917 году нет, подсчеты советских историков позволяют определить ее примерно в 70 тысяч человек. Казалось бы, цифры говорили о том, что   влияние партии   растет. Но живая историческая реальность, как известно, не всегда укладывается в абстрактные статистические схемы.

Партию «народной свободы» прежде всего поддерживали буржуазия, помещики, большая часть интеллигенции и офицерства, чиновники. Однако все эти категории населения составляли в многомиллионной России лишь тонкий слой. Гораздо более значимыми в политической борьбе были городские средние слои, в немалой степени сочувствовавшие кадетам Такова закономерность революционных взрывов — оглушенные крушением привыч ных устоев, городские обыватели видят якорь спасения в умеренно-либеральных партиях, ратующих за стабильность привычного уклада, за сохранение существующих порядков и норм. Но социальная психология городского обывателя имеет особую специфику: в массе своей он не борец, в защиту идеи на баррикады не полезет. Он руководствовался прежде всего индивидуалистическими интересами, стремлением не участвовать в событиях, а переждать их, оставаясь «в сторонке». Разве могли эти люди противо стоять тем, шедшим за большевиками рабочим, которые были глубоко заражены идеей социальной революции и готовы на самоотверженные, решительные действия в ее защиту?

[/smszamok]

Ненавистной оставалась партия «народной свободы» и для солдат (она символизировала в их представлении губительнук политику продолжения войны) и для кре стьянства, видевшего в кадетах прямых пособников и защитников интересов помещи чьего класса. Это и определило судьбу партии «народной свободы». В октябре 1917-го Временное правительство, во всех четырех составах которого кадеты неизменно занимали важное место, было свергнуто.

(2голосов, средний: 4,50 out of 5)

Загрузка...

Профессиональная интеллигенция сыграла самую важную роль в истории страны. В свою программу кадетская партия включила требования основных гражданских свобод для всего населения России, введения 8-часового рабочего дня, свободы рабочих союзов, собраний и стачек, распределения среди крестьян монастырской и государственной земли, а также за выкуп — части помещичьих земельных владений. Кадеты твердо отстаивали принцип частной собственности, добивались реформы суда и местных органов власти, выступали    за    созыв   Учредительного   собрания. В составе кадетского Центрального комитета в 1917 году — пять князей, два барона, графиня, более десяти помещиков, несколько крупных промышленников и банкиров. Многие из этих людей были связаны тесными родственными узами с придворными кругами, членами царского правительства, богатейшими семействами России. В Центральный комитет партии входили также земские деятели, публицисты, примерно треть его составляли профессора и юристы. Это были, так сказать, «сливки» русской интеллигенции, ее элита.

Созданное 2 марта 1917 года Временное правительство являлось по своей политической ориентации кадетским. К этой партии принадлежали четыре министра из десяти (Милюков, Шингарев, Мануйлов, Некрасов) и управляющий делами правительства — уже

[smszamok]

знакомый нам В. Д. Набоков. Из ее представителей было учреждено Юридическое совещание, призванное направлять всю законодательную деятельность правительства.

Софья   Владимировна    Панина   снята   в   мастерской   И.  Е.  Репина     в  «Пенатах»,  когда она   позировала  художнику.   (Фото  любезно предоставлено Музеем-усадьбой «Пенаты».) Члены партии «народной свободы» были уверены: именно их программа в конечном счете выражает интересы народа, только она способна вывести Россию на путь прогресса и благоденствия для всего населения страны. Искренней, неподдельной любовью к народу — в своем понимании — определялись поступки таких, например, людей, как Софья Владимировна Панина.

В Русском музее хранится ее портрет кисти Ильи Репина. Славное лицо с неяркими чертами, незаметная прическа, простое платье. С этим скромным обликом никак не вяжется расхожее представление о титуле «графиня». И тем не менее она была потомком знатного, вошедшего в историю рода графов Паниных со стороны отца и семейства миллионеров Мальцевых со стороны матери. Овдовев, мать вторично вышла замуж за И. Н. Петруние-вича, который был в то время одним из лидеров  земско-либерального движения. Богатейшая в России невеста, графиня Панина двадцати лет сочеталась браком с блестящим офицером-аристократом А. А. Половцевым, сыном видного царского сановника. Сам Александр III был посаженным отцом на этой великосветской свадьбе. Однако очень скоро последовал развод; Софье Владимировне была оставлена ее девичья фамилия. Молодая женщина посвятила свою жизнь благотворительным делам. На ее средства был выстроен знаменитый Народный дом в Петрограде, где устраивались спектакли и концерты для рабочих. Когда Московский Художественный театр оказался в трудном материальном положении, Софья Владимировна пришла на помощь и стала одним из его пайщиков. На ее крымской даче в Гас-пре гостил после тяжелой болезни Лев Толстой. Во время войны Панина с головой ушла в общественную работу по оказанию помощи семьям фронтовиков. В 1917 году она   была   избрана   членом   кадетского   ЦК.

Представлялось само собой разумеющимся: кому, как не «профессорской партии», включившей в себя цвет интеллектуальной России, имеющей за плечами опыт двенадцатилетней политической деятельности в Думе, решать проблемы будущего государственного устройства? «Присущие нашей партии качества — ум, знание, умение работать,— провозглашал кадетский официоз— газета «Речь»,— обеспечили нам подобающее положение».

Однако Февраль застал кадетов врасплох. Их программа, предназначенная для конституционно-демократической монархии, оказалась неприемлемой в условиях буржуазно-демократической революции. Это с чувством некоторой растерянности вынуждены были отмечать и сами кадетские деятели.

— Февральская революция,— признавались они,— превратила нас в тактически опоздавшую партию. И правда. Когда в 1905 году на своем учредительном съезде кадеты принимали политическую программу, они видели перед собой желанный образец — английскую конституционную парламентарную монархию. Ориентировались на государственный строй, веками вырабатывавшийся британской аристократией вкупе с финансовыми, промышленными, торговыми магнатами. Ставили перед собой задачу готовить отсталую Россию к восприятию и следованию английскому эталону, просвещать темные, невежественные народные массы, чтобы они могли осознать преимущества западной цивилизации.

Политический идеал — разделить государственную власть «по справедливости» на три части: одна — монарху, друга»—высшим сословиям, третья — народу. Осенью 1915 года, в момент тяжких поражений русских войск на фронтах мировой войны.  Немногие месяцы существования Временного правительства,— вспоминала впоследствии А. В. Тыркова,— были для кадетской партии периодом ее наиболее напряженной деятельности, Я не скажу — расцвета. К сожалению, слишком быстро стало выясняться, что кадеты не в силах справиться с выпавшей им исторической ролью. Добросовестные, начитанные, от всего сердца преданные России кадеты, среди которых были люди очень неглупые, не справились со своей новой задачей, не сумели превратиться из оппозиции в правительство. Почему?..

Условия были исключительно неблагоприятны. Война нарушила нормальный ход жизни, подточила народное хозяйство, расшатала нервы… Самодержавие свалилось, оставив после себя пустоту… Заполнить опустошение оказалось не под силу кадетам… Исчезновение Думы увеличило опасную пустоту вокруг новой власти… Совет солдатских и рабочих депутатов очутился в центре внимания всей России…». Советы с поразительной быстротой густой сетью покрыли Россию. Они энергично забирали в свои руки власть на местах, нейтрализуя деятельность создававшихся там (при участии кадетов) общественных комитетов. Тем самым полностью перечеркивались разработанные в кадетской программе проекты реформирования органов местного самоуправления. В условиях пос-лефевральской России, когда вмиг рухнула и со скрипом развалилась царская административно-бюрократическая машина, оказалось, что все эти тщательно сформулированные программные параграфы отброшены жизнью за борт.

Теперь партия «народной свободы» наскоро, без загодя разработанных схем, стремилась утвердить в стране власть Временного правительства. Еще 1 марта кадетский ЦК принял решение о назначении правительственных комиссаров, которые будут контролировать положение в разных районах страны. В большинстве своем на эти посты были назначены члены партии «народной свободы». Однако за плечами комиссаров не было никакой реальной силы— под давлением революционного народа Временное правительство вынуждено было упразднить охранные отделения, корпус жандармов и полицию. Матросы не скрывали своего презрения к нему, не слушались его приказаний и даже отказывались вставать при его появлении». Кадеты пытались укрепить авторитет своей партии с помощью широко организованной пропаганды — брошюр, публичных лекций, выступлений на митингах. В их руках были многочисленные органы прессы, издававшиеся в разных городах страны. Но кадетская пропаганда не имела успеха. Решения острейших социальных проблем, которые предлагала партия «народной свободы», массы встречали в штыки.

Очень непопулярна была политика кадетской партии в рабочем вопросе. Хотя в ее программе значился пункт о введении 8-часового рабочего дня, в условиях войны и разрухи воплощение в жизнь этого требования казалось кадетам несвоевременным. Они категорически возражали против увеличения заработной платы на предприятиях, введения рабочего контроля. Кадетские пропагандисты призывали пролетариат «удовлетвориться обеспечением себе достойного минимума средств существования» и «решительно отказаться от потребления предметов комфорта и роскоши». В голодном и многотрудном 1917 году после трех изнурительных военных лет подобные призывы не могли не вызывать у рабочих раздражения и возмущения.

[/smszamok]

Партия «народной свободы» продолжала настаивать на своей аграрной программе, стремившейся примирить интересы крестьянства и помещиков. Но для послефев-ральской России кадетские аграрные рецепты — помещичья земля за выкуп — безнадежно устарели. Уже в марте крестьяне в разных концах страны начали самовольно захватывать господские земли, поджигать и громить имения.