Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Важнейшими памятниками первоначального буддийского искусства, бесспорно, являются ступы в Санчи (деревня возле индийского города Бхопал), в Бхархуте и Бодх-Гае (центральная и северная Индия), построенные в III—I веках до н.э. К тем же временам относятся пещерные монастыри близ Бомбея (Аджанта). Среди наиболее великолепных памятников за пределами Индии помимо чанди Боробудур следует упомянуть храмы священного города Паган в центральной Бирме, образующие настоящий лес ступ и пагод всех форм и размеров; две гигантские статуи Будды высотой 53 и 35 метров в Бамиане, в центре Афганистана; крупнейшую бронзовую статую в мире — знаменитого Будду из Нары, древней столицы Японии; китайские святилища в Лунмэне, высеченные по приказу императоров Вэй в горе у Желтой реки*.

В Таиланде можно увидеть более поздние образцы буддийского искусства. Примером зрелых и необычайно тонких цивилизаций и искусства могут служить ступы Аютии, былой сиамской столицы, опустошенной временем, джунглями и людьми, а также знаменитый лежащий Будда, красивейшая статуя длиной 28 метров, и монастыри Сукотая, старинного города на севере страны.

Но наиболее интересные памятники буддизма находятся в Ангкоре, в Кампучии, и в Долине Катманду, в Непале. Более 100 лет назад французский натуралист Анри Моюо во время экспедиции в Камбоджу неожиданно вышел на Ангкор-Ват4 и был потрясен его зрелищем. Он писал об Ангкор-Вате: «При виде этого храма буквально захватывает дух. Он превосходит всякое воображение; перед ним застываешь в молчаливом восхищении и почтении». Именно Анри Моюо если не открыл этот комплекс в полном смысле слова, то указал на огромное художественное и культурное значение шедевра, который столько веков был погребен под наступающей тропической растительностью. Разумеется, о его существовании знали. Еще в 1296 году о нем говорил китайский паломник, отправившийся в Камбоджу, а позднее, в начале XVII века, о нем сообщили испанские и французские миссионеры. В 1858 году отец Буйве опубликовал описание Ангкора, где побывал восьмью годами раньше. Но все эти рассказы не вызвали никакого отклика. Только в конце прошлого века археологи изучили храмы Ангкора и восстановили их историю.

Ныне Ангкор (что значит город) окружен лесом, но в далеком прошлом он стоял в центре обширных рисовых полей, простиравшихся на тысячу квадратных километров и кормивших миллион человек. Когда в IX—XIII веках он был столицей кхмерского королевства, в нем насчитывалось 600 храмов, из которых лишь сотня была освобождена от поглотившей их растительности. Наиболее внушительными и ценными из тех, что сохранились и были реставрированы в последние годы, являются Ангкор-Ват, построенный в IX веке небуддийским монархом, который перенес туда свою столицу, и Ангкор-Тхом, воздвигнутый вскоре, в 1200 году, по приказу короля-буддиста Джайявармана VII. Последний распорядился также соорудить в тех же стенах свой храм-гору — Байон, где он отождествлен в образе Будды. Особое значение Байона состоит в том, что его строительство как бы утверждало буддийскую религию в стране кхмеров.

В списке подлежащих спасению памятников Долина Катманду составляет особую главу. Она представляет чрезвычайный интерес для современной культуры, так как в отличие от Боробудура, великих храмов Индии и того же Ангкора это не объект для археологических изысканий, а сама животрепещущая жизнь. В самом деле, речь о 880 сохранившихся памятниках идет не потому, что они очень нуждаются в реставрации, а потому, что они не реставрировались. Эти здания дошли до нас в целости, в том виде, какой имели с момента сооружения; следы упадка видны, но постройки полны жизни, биение пульса религиозной деятельности ощущается в службах, обрядах, празднествах, священнодействиях и процессиях. В Катманду почти нет здания, которое не было бы связано с религией. Основа города, где нет улиц, как бы «соткана» из индуистских и буддийских монастырей с характерными храмами.

Среди мероприятий ЮНЕСКО работы в Катманду отличаются наиболее высоким уровнем привлекаемых сил. Однако это объясняется не столько нуждами консервации, сколько обширнейшим кругом стоящих перед учеными проблем. В Непале международное сообщество впервые предпринимает сложный эксперимент, при котором реставрирование памятников сопровождается проведением мероприятий по экономическому и социальному развитию. Перечень сокровищ Долины, опубликованный непальским правительством, показывает, что в ней сосредоточено около 80 процентов исторических памятников страны. Следовательно, есть условия для расширения туризма и развития ремесленных промыслов, имеющих богатые и древние традиции. Со своей стороны ЮНЕСКО по просьбе непальского правительства направила в Катманду межотраслевую экспедицию в составе архитектора-реставратора, экономиста, специалиста по градоустройству, социолога, археолога, специалиста по санитарным системам, музеолога и юриста. Усилиями этих экспертов из разных стран был составлен предварительный проект генерального плана экономического развития, опирающегося главным образом на рост туризма.

«Эта работа, — подчеркивает в беседе со мной архитектор Сандро Анджелини, побывавший в Катманду по поручению Международного фонда для памятников, — относится к числу наиболее деликатных и важных, учитывая порождаемые ею последствия. Приток туристов велик, и нужно будет обеспечить не только формальную охрану зданий, но и — поскольку речь идет о «живых памятниках» — всего того, что составляет жизненный уклад, традиции и обычаи людей. И наблюдения за тем, что произойдет в последующие десять лет, очень важны, ибо покажут, заблуждались мы или действовали правильно».

Символы Будды. В первоначальном буддийском искусстве Будда никогда не изображался в виде человека. Лицо Просветленного появилось лишь через пять столетий после его кончины. Объясняется это пуританским подходом древнего буддизма к искусству. Из-за запрета возник обычай представлять Учителя с помощью символов. Самый распространенный из них — бодхи, дерево, в тени которого на Будду снизошло просветление. Позднее рождение и присутствие Будды выражали в виде отпечатков его следов и лотоса.

Паринирвана, смерть Будды, символично выражалась в ступе или надмогильном кургане, который, как мы уже знаем, содержал его реликвии. Так как Будда воспринимался не только как духовный наставник, но и как чакравартин, то есть император*, его верховная власть изображалась в виде зонтика — символа, с отдаленнейших времен понятного всем в Индии. В честь верховной власти Учителя зонтик помещали на ступу. Но поскольку

верховная власть Будды была выше власти любого другого правителя, ступу венчали множеством зонтиков. Так, со временем, ступа превратилась в сложное сооружение с террасами и оградами, именуемыми таранас. Первоначальный надмогильный курган с зонтиками со временем превратился в такие странные и в то же время чудесные архитектурные строения, как бирманские пагоды, пагоды в Шри-Ланке и храмы на Яве и в Таиланде.

С самого начала ступы привлекали к себе верующих-паломников. Вот одно из описаний воображаемого паломничества в чанди Боробудур. При круговом обходе ступ в мире форм перед глазами паломников на барельефах стен узких коридоров проходит жизнь Будды Гаутамы с его рождения до проповеди в Бенаресе. Затем идут барельефы, изображающие эпизоды из предшествующих жизней Будды, взятые из книги «Джатака», за которыми следуют картины деяния бодхисатв из книги «Аванды». Наконец, на заключительных 460 барельефах следуют эпизоды из книг «Ган-давьюха» и «Бхадратджари», посвященных жизни Судханы, который в стремлений к просветлению встречался со многими бодхисат-вами и Майтреей, грядущим Буддой. В конце концов паломник попадает в мир без форм, где стены и балюстрады голы и где для созерцания есть только небо и камень.

Малые ступы внутри полые. Сквозь дырочки в стенках паломник может увидеть Будду, сидящего на каменном лотосе в позе созерцания, устремив взор к горизонту. Очень красивые каменные статуи изображают всех главных будд. В рупа-дхату они стоят в веренице ниш, сделанных во внешней части балюстрад. Чем выше, тем террасы становятся все меньше, поэтому в первой и второй балюстрадах по 104 ниши, в третьей — 88, в четвертой — 72 и в пятой — 64. Первоначально всего насчитывалось 432 статуи.

Статуи арупа-дхату, напротив, скрыты в ажурных ступах, располагающихся концентрическими кругами. На первой круговой террасе — 32 ступы, на второй — 24 и на третьей — 16. Следовательно, первоначально в ступах можно было увидеть 72 дхьяни-будд (главных будд. — А. Б.).

Более 300 из всех этих статуй будд изуродованы (у большинства нет головы), и ведется работа по их восстановлению; 43 статуи исчезли.

Когда я посетил строительную площадку Бо-робудура5, меня особенно поразило множество статуй Будды, выстроившихся рядами в ожидании приема у реставратора точно так же, как пациенты рассаживаются в приемной у врача. На первый взгляд все статуи кажутся одинаковыми, но, если посмотреть внимательно, легко заметить некоторые отличия. Особенно разнообразно положение рук, мудра. Различны и позы будд первых четырех балюстрад. Будды храма имеют пять разных положений рук, соответствующих четырем сторонам света (востоку, западу, северу и югу)  и зениту, а также махаянской концепции пяти главных будд.

Бхумиспарса-мудра — это положение руки, касающейся земли; раскрытая левая рука покоится на лоне будды, а правая лежит на колене с той же стороны, ладонь обращена вниз. Эта поза воскрешает момент, когда Будда молил богиню земли отвергнуть возложенные на него обвинения. Это положение рук отличает дхьяни-будду Акшобхья, который стоит с востока.

Абхайа-мудра призвано вселить мужество. Раскрытая левая рука покоится на лоне, а правая — над правым бедром, ладонь обращена вперед. Этот жест приписывается дхьяни-будде Амогхасидди, который стоит на северной стороне.

Дхьяна-мудра выражает созерцание. Обе руки раскрыты, правая над левой, покоятся на лоне и соприкасаются запястьями. Это мудра Амитабы, дхьяни-будды запада.

Вара-мудра — поза милосердия. Она очень напоминает бхумиспарса-мудра, но ладонь правой руки обращена вверх, а пальцы опираются на правое колено. Это поза Ратнасанбха-вы, дхьяни-будды юга.

Дхармашакра-мудра символизирует вращающееся Колесо закона. Обе руки на высоте груди, правая — над левой. Последняя обращена вверх, безымянный палец правой руки касается мизинца левой. Это мудра Вайрочаны, дхьяни-будды зенита.

Некоторые считают, что, поскольку имеются пять дхьяни-будд, должен быть также будда Ади, Первоначальный, или Высший, будда. В самом деле, главная ступа, венчающая памятник, достаточно велика, чтобы в ней уместилась крупная статуя, но никаких следов ее до сих пор не найдено.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Храм Боробудур был чанди, но особого рода. Поскольку в нем нет внутренних помещений, надо думать, он возведен не для культовых церемоний. У него скорее вид места паломничества. Этим объясняется система лестниц и коридоров, назначение которых состояло в том, чтобы шаг за шагом вести паломника к верхней площадке. Ведь буддизм придает особое значение психической подготовке, предшествующей, по его учению, окончательному освобождению от всех уз с землей и полному прекращению цикла перерождений. Названия трех сфер Вселенной полностью соответствуют этой концепции. Самая нижняя — кама-дхату, сфера желаний, рабом которых является человек; следующая — рупа-дхату, сфера форм, и последняя — арупа-дхату, сфера ухода от форм, который освобождает человека от всех земных пут.

В структуре храма Боробудур как раз представлены три сферы: основание — это кама-дхату; четыре прямоугольные террасы — рупа-дхату, и три круглые площадки, над которыми высится большая ступа, символизируют арупа-дхату.

Это — если судить по тому, что видишь. Но некоторые ученые считают, что, несмотря на совершенно оригинальную конструкцию, храм Боробудур — это ступа или, точнее сказать, незавершенная ступа. Французский архитектор и археолог Пармантье выдвинул, например, такую гипотезу. По его мнению, строители храма хотели возвести большой купол, опирающийся на сложное основание, образуемое прямоугольными террасами, но оползание земли и осадка стен нижнего яруса принудили их пересмотреть проект верхней части. Поэтому они, вероятно, смирились с мыслью построить гораздо меньший купол, окруженный тремя рядами небольших ступ. На взгляд Пармантье, чанди Боробудур и явился результатом такого компромиссного решения.

Другой ученый, американец китайского происхождения Нелсон И. Ву, без колебаний называет яванский храм «ступой Боробудур» и добавляет, что это крупнейшая и изящнейшая среди множества «изысканных и монументальных» ступ, какие встречаются в буддийских странах: Бирме, Таиланде, Шри-Ланке.

Каковы бы ни были намерения архитекторов, задумавших конструкцию храма, интерпретация Пармантье представляется более чем здравой, даже на взгляд профана. Как отмечает Джорджо Торрака, побывавший в Боробудуре с целью изучения болезней тамошних камней, строители, думая возвести земляную пирамиду, обложенную камнем, столкнулись с самой сложной проблемой всей истории инженерного дела. В самом деле, накладываемые сверху камни давят на землю, и она, испытывая чрезмерную нагрузку, резко детонирует в основании. Отсюда проистекала необходимость цепочкой соединить все камни между собой. Это был очень смелый в инженерном отношении шаг, показывающий, как строители, оказавшись перед лицом проблем, с огромнейшим трудом поддающихся решению, мало-помалу меняли конструкцию, а иногда и сам проект. Тот факт, что сооружение еще держится, простояв более 11 столетий, свидетельствует об их незаурядном мастерстве.

Но чтобы лучше понять сложную проблематику Боробудура, стоит бросить хотя бы беглый взгляд на те столетия истории, когда буддизм распространялся в азиатских странах и, расползаясь подобно масляному пятну, повсюду оставил свои следы.

Дороги Будды. Два с половиной тысячелетия назад некоторая часть мира еще была погружена во мрак доисторического времени. В Греции и Италии появились центры цивилизации, но Парфенон еще не был построен, а Рим представлял собой небольшое поселение. Народы, жившие на Востоке, напротив, уже на протяжении столетий умели писать и возводить города и памятники. В те времена и родился буддизм. Ко времени его возникновения обмен людьми и идеями был весьма интенсивен. Индия тогда занимала центральное место между западной и дальневосточной цивилизациями. Дорога на Запад через Персию и Великий шелковый путь, проходивший через Среднюю Азию, пересекала северные перевалы обширной страны. Греческие, персидские, а позднее римские и александрийские суда заходили в порты Гуджарата и Конкана на западном побережье и Коямпутту-ра, Андхры, Бенгалии и Цейлона — на юге.

В конце V века до н. э., за несколько лет до смерти Будды2, персидский царь Дарий предпринял из Персеполя военный поход на Пенджаб и Индскую равнину. Около 100 лет спустя Александр Великий взял с собой в Индию топографов и мастеров, помогших улучшить дорогу, по которой когда-то проходили персы. Он приказал построить порт и флот, и его капитан Неарх сумел совершить плавание между устьями Инда и Тибра. Всей северо-западной частью тогдашней Индии, включая Гандхару (нынешние Афганистан и Пакистан) и Пенджаб, веками управляли греческие цари, один из которых, Менандр, принял буддизм. Эти правители способствовали распространению западных культур. Так сложились центры греко-римско-буддийской культуры, достигшие наибольшего расцвета в Кушанском царстве, которое пришло в первые века нашей эры на смену эллинистическим государствам.

Древние народы были не только воинами и завоевателями. Они также умели поддерживать дружеские отношения, причем в течение длительных периодов. Селевкиды в Персии и императоры Маурья на севере Индии обменивались послами, вели торговлю друг с другом. Царский дворец в Паталипутре (ныне Патна, в Бихаре) был построен по образцу дворца Дария в Персеполе. Индийский император Ашока женился на греческой царевне и направил буддийских миссионеров в Персию, Египет, Керенаику, Македонию и северо-восточные области Греции. Плиний сообщает, что Рим ежегодно ввозил из Индии товары на сумму 50 миллионов сестерциев: хлопок из Малвы, лак из Паталипутры, индиго, специи и драгоценные камни из Конкана и даже слонов, которых римляне использовали во время войн и игр в цирках. В Каннаноре, Коямпуттуре и Махабалипураме найдены римские монеты с изображением Августа, Клавдия, Каракаллы, Теодора* и Константина. Римско-азиатский художник по имени Тит расписал буддийские фрески в Миране, в Центральной Азии, а купцы из Александрии построили буддийские монастыри близ Бомбея. Уже в древности моря и океаны бороздили корабли из самых отдаленнейших стран мира, причем мы даже не можем представить себе, как много их было. В 1964 году японский археолог Цугуо Миками нашел близ Каира 12 тысяч предметов китайской керамики, восходящей к VII—XVII векам н. э. Китайская керамика была найдена также на восточном побережье Африки — в Сомали, Кении, Танзании и даже на Мадагаскаре и островах у берегов континента. Потом в книге «Дороги керамики» японский ученый восстановил сеть товарообменов в те века, придя к выводу, что еще до знаменитого шелкового пути существовал морской торговый путь, шедший вдоль берегов Индии. Тогда азиатские мореплаватели еще не знали о муссоне, который впоследствии использовали при пересечении океана.

Японские археологические исследования таят еще немало сюрпризов. В усыпальнице императора Нинтоку (Япония V в.) найден небольшой персидский стеклянный сосуд. В буддийском храме Хорюдзи (VII в.), в Наре, есть округлые колонны, как в Парфеноне, и статуи, одежды которых напоминают эллинистические. Все это доказывает, что культурный и торговый обмены между народами восходят ко временам древности, и, если принять во внимание плавания викингов в Америку, можно заключить, что все континенты были открыты еще до Колумба, Васко да Гамы и Магеллана. Главными путешественниками были римляне, китайцы, индийцы и арабы. Индия выполняла роль связующего звена между Востоком и Западом.

Например, поясняет мне доктор Эйдзи Хат-тори, японский ученый, живущий в Париже, ошибочно утверждать, что Индию открыл Васко да Гама (не говоря уже о том, что его корабль вели арабы). Именно из-за изолированности, в которой оказалась в период средневековья Европа, возникло ложное представление, будто Новый Свет был открыт в конце XV — начале XVI века. На самом деле европейцы лишь возобновили эпоху великих путешествий, восстановив временно прерванные контакты между Востоком и Западом. Достаточно вспомнить о знаменитых экспедициях китайского флота под командой маршала Чжэн Хэ, который сначала провел 62 корабля на Яву, Суматру, Цейлон и в Индию, а затем с эскадрой из 249 кораблей с 27 тысячами человек на борту пустился в

Индийский океан, дойдя до Персидского залива и берегов Восточной Африки. Первая экспедиция состоялась в 1405—1407 годах, вторая — в 1431 —1433 годах, незадолго до того, как Колумб отправился навстречу неизвестности за пределы Геркулесовых столбов.

Из Индии буддизм начиная с I века н. э. волнами прокатился по Азии. В VIII веке, когда строился храм Боробудур, область его распространения простиралась от западных границ Пакистана и Афганистана до берегов Тихого океана, включая Японию и Индонезийский архипелаг. В Китае первый буддийский документ датируется 65 годом н. э. Сложнее определить даты проникновения буддизма в страны Юго-Восточной Азии, и в частности на острова Индонезии. В джунглях Калимантана и Сулавеси найдены бронзовые статуи Будды, восходящие к I веку н. э.

Но на Яву буддизм еще не проник даже к началу VIII века. Напротив, тремя столетиями ранее там пустила корни индуистская культура. Обнаружены выполненные на камне и металле надписи на санскрите, которые датируются первой половиной V века н. э. В то время на острове уже возникло несколько небольших, полностью индуизированных государств, которые поддерживали отношения с Китаем и Индией.

Мало-помалу государство Матарам взяло верх над остальными и установило свое господство в центральной части Явы. Во второй половине VIII века на большей части Явы и Суматры правила династия Шайлендра. Именно эти индуистско-индонезий-ские цари построили чанди Боробудур*, явившийся «кульминацией, — как писал Бернар Грослие3, — необычной судьбы буддизма, рожденного в Индии, распространившегося по всей Азии и, наконец, исчезнувшего с родной почвы в то самое время, когда ему были возведены самые величественные памятники в стране, где он стал живой религией».

Лес ступ. Первые ступы породили сотни тысяч других. В III веке до н. э. индийский император Ашока перераспределил реликвии, содержавшиеся в семи из восьми самых первых буддийских ступ. Он разделил эти реликвии на более мелкие доли и для их хранения построил 84 тысячи новых сооружений. На протяжении веков ступа претерпевала эволюцию и приобрела в разных странах Азии характерные национальные формы: в Китае, Корее, Японии она стала пагодой, в Шри-Ланке, Бирме и Таиланде устремилась к небу и ее купол-полусфера преобразовалась в своеобразный шпиль.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В Индонезии все исторические памятники — будь то ворота, храмы или термы — называются чанди. Жители ближайших деревень часто даже не ведают о существовании многих из них. Чанди обычно носят имена ближайших населенных пунктов; бывает и обратное, то есть деревня принимает название чанди. Однако о чанди Боробудур трудно сказать, носит ли он название стоящей рядом прелестной деревни, или она названа в честь храма.

В некоторых яванских летописях XVII века упоминается гора Боробудур. Около 200 лет спустя, в 1814 году, когда Индонезия была английской колонией, губернатор Томас Стэмфорд Раффлз, кому мы обязаны повторным открытием памятника, узнал, что в деревне Бумисегоро был храм, называвшийся Боробудур. Следовательно, это название, вероятно, и было первоначальным. Об этом, однако, нет и следа ни в одном старинном документе. В старой яванской рукописи 1365 года — «Нагаракертагама» «Будуром» называется буддийское святилище секты ваджратхара. Возможно, речь идет о Боробудуре, но это предположение не подкрепляется доказательствами. Словно для того, чтобы подлить масла в огонь разгоревшегося спора, одна ближняя деревня называется Боро, но истолковывать «Боро-будур» как «святилище Будды деревни Боро» противно правилам яванского языка, которые требуют обратного порядка слов, то есть Будурборо. Раффлз высказал мнение, что «Будур» соответствует современному яванскому слову «будда», которое означает «старый». В этом случае «Боро-будур» переводится как «старый Боро». Но по другой, весьма часто выдвигаемой гипотезе, «Боро» означает «великий», д «Будур» — не что иное, как Будда. Действительно, слово «боро» переводится как «досточтимый», так как происходит от «бхара», почтительного префикса в старом яванском языке. Отсюда: «Святилище досточтимого Будды». Есть и другие гипотезы, но они тоже малоубедительны. Все эти  теории  основываются  на  соединении  слов  «боро»  и   «будур».

Один ученый, Де Каспарис, попробовал идти ийым путем. Изучая старинные документы, он обнаружил, что в двух надписях на камнях, датированных 842 годом н. э., встречается слово «Бхумисамбхарабхудхара», означающее «святилище, посвященное культу предков». Проведя тщательный анализ местных религиозных традиций и кропотливо восстановив географию района, Де Каспарис заключил, что святилище Бхумисамбхарабхудхара — не что иное, как Боробудур, и что изменение названия является следствием упрощения, происходящего во всех разговорных языках. И мне именно такая интерпретация кажется наиболее логичной, во всяком случае потому, что она весьма прочно привязана к истории и географии Явы’.

Чанди Боробудур построен на природном холме продолговатой формы, вершина которого была выровнена и превращена в площадку. Сооружение покоится на квадратном основании, сторона которого имеет длину 123 метра и которое занимает около гектара земли, то есть такую же площадь, как пространство между четырьмя опорами Эйфелевой башни. На этом основании ступенчатой пирамидой возвышаются террасы, каждая из которых обнесена балюстрадой. Протянувшиеся на три километра стены четырех нижних прямоугольных террас покрыты 1460 барельефами и украшены 462 статуями Будды, ориентированными на четыре стороны света. Еще выше — три круговые террасы, на которых стоят 72 ажурные колоколообразные ступы со статуей Будды внутри. Наконец, на высоте около 35 метров над землей сооружение завершает большая закрытая и пустая ступа, символизирующая созерцание Высшей истины, или нирвану.

По лестницам, идущим в середине каждой стороны пирамиды, можно подняться в верхнюю часть храма. Еще одна лестница, пересекая коридоры нижних террас, ведет прямо на круговые террасы. Главный ход находится с восточной стороны. Отсюда начинается повествование о жизни Будды, изображенное в барельефах, общая протяженность которых достигает пяти километров. Наконец, ступени, карабкающиеся по склонам холма, соединяют нижнюю площадку с основанием. Большие каменные львы — их всего 32 — несут стражу у входов и на разных уровнях пирамиды.

Для храма Боробудур характерны оригинальные элементы, явно отличающие его от других индонезийских чан-ди, а также, как мы увидим в дальнейшем, от других памятников буддизма в разных азиатских странах. Поэтому некоторые ученые утверждают, что это ступа, а не чанди.

Первоначально ступы служили для хранения реликвий Учителя — Будды. Позднее в них погребали тела особенно почитаемых буддийских святых. Но в некоторых случаях ступа сооружалась просто как символ буддийской веры. Чанди же задумывался главным образом как обитель бога, но без реликвий он не мог бы выполнять такую роль. Поэтому в чанди специально отводились места для ковчежцев, в которых содержались не мощи, а металлы, драгоценные камни или зерна, символы бога и божественной силы.

Однако в чанди Боробудур ничего подобного не найдено, и маловероятно, что в нем помещались бренные останки. Для этого, видимо, были предназначены другие ступы меньшего размера, некоторые из которых были обнаружены в начале века.

Установить, является ли храм Боробудур чанди или ступой, было бы важно для правильного истолкования его структурной композиции. В самом деле, в последнем случае большая ступа являет собой не просто элемент, завершающий памятник, но его главную часть, основанием для которой служат девять террас. Доктор Сукмоно, известный историк индонезийского искусства и секретарь Национального бюро реставрации Боробудура, с которым я долго беседовал о храме, его истории и символике, считает, что о ступе и речи быть не может. По его мнению, строители храма наверняка были способные архитекторы и обладали большим эстетическим вкусом, а поэтому никогда не задумали бы памятника, главный элемент которого — большая ступа — подавлялся бы величиной основания. С другой стороны, нечего думать, что стройку, для которой понадобилось 55 тысяч кубических метров камня, могли начать и вести без связного плана. Следовательно, чанди Боробудур — это настоящий чанди, несмотря на все его отличия от других чанди Индонезии.

Сукмоно, обладающий обширными познаниями о буддийском мире и искусстве, указывает, что вертикальное разделение храма на основание, тело и надстройку, в связи с чем большая ступа становится венцом памятника, полностью соответствует представлению о Космической горе, три надстоящих уровня которой символизируют три сферы Вселенной: бхурлока, сферу смертных, бхуварлока, сферу очистившихся, и сварлока, сферу богов. Внутри типичных чанди символы трех сфер повторяются. В углублении, делающемся в центре основания, находится ритуальная урна, содержащая припих, то есть кусочки металлов, драгоценные камни и зерна, символы земных элементов; внутри средней части храма в священной палате находится изображение Будды, восседающего на троне; наконец, в надстройке из прочного камня помещается еще один припих, представляющий божественные элементы.

Во время обрядов божество, по представлениям верующих, нисходит из своей временной обители в самой верхней части чанди и вступает в священную палату, чтобы одухотворить там свою статую. В то же время земные элементы из углубления наделяют ее временным телом. Обретя тело и душу, статуя оживает; это уже не неодушевленный предмет, но живой бог, который может общаться со служителем культа.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Легенда гласит, что в очень далеком прошлом остров Ява плавал в бескрайних просторах океана и для того, чтобы на нем могли поселиться люди, его пришлось прибить к центру Земли. Огромная шляпка гвоздя стала холмом под названием Тидар, который возвышается близ Магеланга, красивого и приветливого города, лежащего посреди плодороднейшей равнины. Возделываемые поля простираются до подножия низких гор, покрытых густым пологом кокосовых пальм. На горизонте вырисовываются величественные очертания двух пар вулканов: Мерапи (2911 м) и Мербабу (3142 м) на северо-востоке и Сумбинг (3371 м) и Синдоро (3135 м) на северо-западе. Когда-то все четыре жерла извергали раскаленную лаву, но сегодня активен лишь Мерапи. Видно, как его белый плюмаж сливается с венцом из низких облаков, висящим над кратером подобно ореолу.

Здесь, в географическом центре Явы, высится буддийский храм Боробудур, памятник несравненной красоты, одно из прекраснейших свидетельств творческих возможностей человека. Дорога, ведущая к нему из Джокьякарты, пересекает плодородную равнину, по которой медленно текут реки, темные от песка и сброшенных вулканами обломков скал. По обеим сторонам дороги, по которой в обе стороны бесконечной вереницей тянутся велосипедисты, деревни чередуются с китайскими кладбищами и могильниками. С востока и юга горизонт ограничен грядой бесформенных холмов. Особенно интересен один из них, стоящий перед храмом. Если смотреть с верхней площадки памятника, холм своими очертаниями напоминает лицо лежащего человека: можно различить нос, губы, массивный подбородок. Как гласит легенда, это лицо Гунадхармы, архитектора чанди Боробудур, который уже более 11 столетий охраняет свое несравненное творение.

Дорога, серпантином поднимающаяся к перевалу, берет начало на плато; уже отсюда виден стройный силуэт окрашенного в желтый цвет подъемного крана, оповещающего, что идут строительные работы. Но их шум едва тревожит мир тропической природы. Миновав последний поворот, внезапно оказываешься на широкой площадке, сделанной древними строителями на вершине горы, и храм предстает перед тобой во всей своей величественной красоте. Огромная пирамида из черноватого камня, на которой вырисовываются статуи будд и колоколообразные ступы, производит сильное впечатление — от ее вида захватывает дух. Подойдя к нижним широким террасам, видишь на их стенах длинную череду барельефов, повествующих о жизни Просветленного.

Когда я поднялся на холм, где стоит храм, солнце уже было высоко в небе и на строительной площадке кипела работа. Должен сказать, что вид бригад рабочих, занимающихся очисткой камней, зрелище мощной техники, машин, грузовиков, складов, где сложены для промывки фонтаны и вазы, производит ободряющее впечатление. Буддийские храмы Центральной Явы, крупнейший из которых — чанди Бо-робудур, находятся  в обширном районе между городами  Магеланг  и Джокьякарта

Даже страшно подумать, что это чудо могло быть навсегда уничтожено медленным натиском времени, микроорганизмов и мелкой растительности, которая, проникая в поры вулканического камня, расслаивает его и разрушает. Среди храмов, возведенных последователями Будды почти во всех странах Азии, Боробудур если не самый крупный, то, бесспорно, наиболее изысканный. Вместе с тем этот памятник в наибольшей степени охвачен «проказой». Это зло, пожирающее и разрушающее камни, усугубляется теми повреждениями, которые за долгие века нанесли храму землетрясения, случающиеся и поныне в этих местах, и коварное просачивание воды, образовавшей в конце концов под конструкцией храма большие пустоты.

Ведущиеся здесь спасательные работы — крупное международное предприятие, уступающее по размаху лишь операции по переносу храмов Абу-Симбела. Стоимость их намного превышает 16 миллионов долларов. Примерно две трети расходов несет индонезийское правительство, остальная сумма будет получена с помощью широкой международной кампании подписки и взносов различных правительств. С радостью убеждаешься, что повторяется, хотя и в меньшем масштабе, успешно завершившаяся история спасения нубийских храмов. Это новое подтверждение того, что общественность одобряет и поддерживает предпринимаемые в разных частях мира усилия по спасению ценностей, принадлежащих всему человечеству.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Бойкие купцы, добросовестные правители, умелые строители и опытные земледельцы, мохенджодарцы были так же превосходными ремесленниками и талантливыми художниками. Развалин древнего города были найдены самые разнообразные произведения искусства тонкой работы, в том Ч1исле много мужских и женских фигур из терракоты и миниатюрные изображения животных. На фигурах женщин — украшения, на голове — корзина. Некоторые из них почернели от дыма, вероятно, потому, что служили ||ч возжигания благовоний. Археологи предполагают, что такая фигурка изображает богиню-мать, культ которой в те времена был широко распространен среди цивилизаций Среднего Востока. Мужнины же обычно представлены нагими и бородатыми. Эти статуэтки и I терракоты, слепленные вручную и неброско раскрашенные, возможно, тоже изображают какие-либо божества.

 Внимание людей, посещающих прекрасный музей Мохенджодаро, обычно привлекает  бронзовая фигурка танцующей девочки; левая рука у нее на поясе, правая — на бедре. На ее маленькую грудь спускается ожерелье с тремя подвесками. Слева — орнамент в виде спирали. Танцует ли девочка или стоит в одной из известнейших поз йоги? В самом деле, кое-кто утверждает, что йога и тантризм родились в долине Инда. Наиболее естественное выражение изобразительное искусство находит в печатках, на которых вырезаны фигуры животных: быков, буйволов, тигров, носорогов, крокодилов и обезьян. Печатки, обнаруженные в Хараппе и Мохенджодаро, хранят тайну, проникнуть в которую не удалось до сих пор. На каждой из них есть пиктографические надписи6, которые включают изображения застежек, кругов, гребней, многорадиусных колес, листьев, рыб и других предметов или животных. Хараппское письмо насчитывает около 1250 знаков. О нем пока совершенно ничего не известно, так как все попытки расшифровать его провалились, причем главным образом из-за отсутствия достаточно длинного текста, который позволил бы в нем разобраться. Выдвигалось множество гипотез, но ни одна из них не является убедительной или доказательной. С самой смелой гипотезой выступил венгерский ученый Д. де Хевеши, который в 1932 году высказал предположение о возможной связи между письменами долины Инда и острова Пасхи. Обитатели этого острова, открытого в 1722 году голландским адмиралом Я. Роггевеном во время плавания по пустынной южной части Тихого океана, добрались туда в сравнительно недавнее время. На острове в изобилии имеются следы доисторического времени, в частности знаменитые гигантские изваяния из туфа7 и два десятка табличек8, покрытых строчками пиктографических знаков. По некоторым сведениям, в XVIII веке туземцы еще умели разбирать их, но сегодня на это уже никто не способен, иначе гипотезу профессора Хевеши было бы легко проверить.

Означает ли это, что следует окончательно оставить надежду на раскрытие загадки индского письма? Специалисты считают, что нужно уповать на будущее. Работа продолжается во многих странах, в последние годы она даже приобрела более интенсивный характер9. Цель ученых не только расшифровать такое неизвестное письмо, как индские пиктограммы, но и раскрыть тайны, еще окутывающие происхождение письма вообще. Среди археологов принято считать, что оно впервые появилось в Месопотамии к 3100 году до н. э. в виде разработанной системы символов, которые, вероятно, служили для записи официальных документов в храмах. Но что навело древних на идею воспользоваться письменными знаками для выражения мыслей и передачи информации?

Дениз Шмандт-Бессера, французская исследовательница, преподающая искусствоведение в Остинском университете, в Техасе, недавно выдвинула новую теорию, согласно которой письменность — это результат эволюции древнейшей системы счета, и поныне применяемой на Ближнем Востоке. Если это так, то возникновение письменности следует отнести еще по меньшей мере на пять тысяч лет назад. Десятки лет археологи всеми силами пытаются разгадать назначение маленьких глиняных плашек, найденных в ходе раскопок в Египте и в долине Инда, отдельные из которых насчитывают десять тысяч лет. Некоторые эксперты полагали, что это игрушки или принадлежности неизвестной доисторической игры. В 1966 году Пьер Амье, возглавляющий Ближневосточный отдел в Лувре, высказал предположение, что таинственные плашки, возможно, представляют собой древнюю систему счета.

Шмандт-Бессера согласна с этой гипотезой. Сопоставив маленькие глиняные плашки с образцами древней письменности, обнаруженными во время раскопок на территории современного Ирака, она пришла к выводу, что плашки входят в сложную систему ведения заметок, которая, по всей вероятности, положила начало письменности. По мнению этой исследовательницы, процесс, приведший к появлению письменных знаков, видимо, прошел четыре стадии. На первой, которая приходится примерно на 8500— 3500 годы до н. э., кусочки глины имели форму конусов, дисков, сфер и бусин. Каждая из форм означала различный товар — овец, амфоры, хлеб и одежды. Купцы пользовались ими для заключения сделок. На второй стадии купцам, направлявшим товары морем, пришла мысль класть плашки в запечатанные полые шары из глины, которые по доставке разбивали, с тем чтобы проверить груз по «фактуре».

На третьей стадии купцы поняли, что проверять наличие доставленных товаров можно, даже не разбивая шары. Достаточно приложить плашку к еще сырым глинистым стенкам шара снаружи и внутри и оставить на них отпечаток, а потом уже запечатывать ее. На этом этапе эволюционного процесса было уже сравнительно легко перейти к четвертой и последней стадии. Поскольку при наличии отпечатков плашек на шаре отпадала необходимость в том, чтобы класть их внутрь, способ счета плашками отбросили и перешли непосредственно к записи на табличках из глины. Огромная выгода такой техники стала очевидной сразу, считает Шмандт-Бессера; этим объясняется не только эволюция письменной записи, но и чрезвычайно быстрое распространение письма.

Конец хараппской цивилизации. Кто были и откуда пришли мохенджо-дарцы? Этого мы не знаем, как не знаем и того, как и почему они исчезли. Хараппская цивилизация таинственно возникла и столь же таинственно угасла. Относительно происхождения людей, обитавших в области ее распространения, можно лишь высказывать предположения. Сегодня на этой обширной и негостеприимной территории живет чрезвычайно смешанное по составу население. Захватчиками приходили  сюда  арии,  греки,   скифы,  парфяне,   арабы  и   монголы; но и до первого арийского нашествия (около 1800 г. до н. э.) здесь сменяли друг друга различные народы. Поэтому поистине тяжелая задача — точно установить, к какой расе принадлежали мохенджо-дарцы.

Столь же трудно определить, когда зародилась и в какие эпохи развивалась хараппская цивилизация. Ученые обычно выделяют четыре периода. Первый период (с 3200—2900 по 2400 г. до н. э.) — становление; второй (2400—2150 гг. до н. э.) — период,, когда хараппская цивилизация достигла наибольшего расцвета; третий (2150—1800 гг. до н. э.) — период застоя, охватывает время, когда рост экономического могущества затормозился; четвертый (после 1800 г. до н. э.) знаменует упадок и закат.

К первому периоду относится катастрофа, имевшая большие последствия для тогдашнего мира. В ходе стратиграфических исследований археологи установили, что в какой-то момент Мохенджодаро был полностью затоплен водами Инда. Гидрологи восстановили картину наводнения: происшедшее поблизости от реки грязевое извержение создало на ней естественную плотину, вследствие чего вода разлилась, образовав огромное болото величиной со всю Лигурию. Спустя какое-то время Инд вернулся в свое русло и город снова стал обитаемым.

В связи с этой катастрофой профессор Мандель выдвинул интересную гипотезу: история наводнения, затопившего «город мертвых», лежит в основе библейской легенды о всемирном потопе. «На огромное озеро, образовавшееся в результате подпора речных вод возникшей плотиной, — пишет он, — лилась еще вода с неба. Образование озера наверняка нарушило устойчивое направление муссонов, и сюда в большом количестве стекались тучи, предназначенные горам Белуджистана. Дождей было больше обычного. Тот, кто видел муссонные ливни, знает, какая лавина воды обрушивается с неба целыми днями. Словно возникает стена из частых и крупных струй. Более мощное и более длительное, чем обычно, низвержение воды поистине можно было назвать «всемирным потопом».

Катастрофа, — продолжает археолог,—имела к тому же значительные последствия. Сразу же была прервана торговля с Месопотамией. Отсутствие подвоза зерна и хлопка должно было сказаться и на экономике стран-импортеров, где, разумеется, сообщение об этом «потопе» вызвало потрясение, породило рассказы и последующие легенды. Поэтому я не исключаю, что месопотамский рассказ о Потопе… уходит корнями в катастрофу, происшедшую в долине Инда».

По поводу конца хараппской цивилизации выдвигаются различные теории. Наиболее распространена, так сказать, экологическая гипотеза, предполагающая трагедию, которая с хронометрической точностью повторяется в современном мире. По этой теории, которая, на мой взгляд, близка к действительности, причин гибели было две. Первая, природная, заключалась в постепенном повышении Индостанского субконтинента или же, как происходит и в Италии, в повышении западных берегов и понижении восточных (вековые колебания суши), вызванных вращением Земли. Вторая, которую мы назовем антропогенной, порождена интенсивной вырубкой леса, связанной с необходимостью обжигать огромное количество кирпичей, шедших на строительство города. Вырубка деревьев постепенно привела к понижению влажности и опустыниванию суши. То же самое происходит и в наше время в обширных областях Азии и Африки, охваченных быстрым процессом образования пустынь.

С другой стороны, в мире есть области, где ни за какие деньги не достанешь камня и кирпич — единственный имеющийся строительный материал. Помню, когда я впервые приехал в Бангладеш, страну, территория которой в сущности представляет собой дельту двух больших рек — Ганга и Брахмапутры, то был поражен при виде рабочих, дробивших огромное количество кирпичей на щебень для строительства дорог. Деревья вокруг были срублены на топку, и когда-то живописная область с пышной растительностью выглядела голой и заброшенной.

Другие ученые выдвигают такие причины: беспрерывные повторения катастрофических наводнений, какая-то таинственная эпидемия и, наконец, набеги воинственных ариев.

Разумеется, упадок хараппской цивилизации подтверждается и прочтением слоев. Верхние из девяти уровней Мохенджодаро свидетельствуют о явной небрежности и ухудшении строительной техники. Считают, что массовое строительство привело к ухудшению качества работ; с другой стороны, рост цен и обострение вытекающего отсюда процесса инфляции, видимо, принудили жителей ютиться в тесных помещениях. Короче говоря, возможно, что на их долю выпали те же беды, от которых и мы, жители Запада, страдаем в разгаре XX века.

На развалинах Хараппы и Мохенджодаро не возникло других городов, и область деградировала до скотоводческого хозяйства, сделав скачок назад. Вероятно, именно поэтому нет никакой связи между хараппской цивилизацией и последующим этапом цивилизации — культурой Юго-Восточной Азии.

Погребенные во мраке тысячелетий, развалины Мохенджодаро10 пребывали в великолепно сохранившемся состоянии. Но как только их вырвали из забвения, на них набросились вода и соль. Спасти их — вот задача, стоящая перед всем международным сообществом. Действовать нужно быстро, потому что воды Инда угрожают навсегда уничтожить свидетельства уходящего прошлого. А ведь мы еще должны вырвать у кирпичей древнего города тайны огромнейшей важности-, кто были мохенджодарцы и как они называли себя во время своего долгого существования? Какие у них были письменность и религия? Почему их город не имел оборонительных стен? Чем объяснить, что в местности, где водились хищники вроде тигра, не найдено никакого оружия? И каковы были формы правления и государственного устройства? Мы даже не знаем, был ли Мохенджодаро царством, федерацией или республикой. Археологов снедает честолюбивая мысль распутать нить истории.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Севернее безжизненной местности вокруг Ларканы, пишет Стюарт Пиггот в своей уже упоминавшейся книге «Доисторическая Индия», земля так насыщена солью, что, когда в сильную летнюю жару, достигающую 50 градусов в тени, она высыхает, образуется хрупкая сверкающая корка, которая ломается, когда ступаешь по ней. Вокруг словно дьявольский снежный мираж. Все бело, и на этом светлом фоне кое-где вырисовываются рахитичные деревца и серо-зеленые кустарники.

В эпоху процветания Мохенджодаро пейзаж, наверное, был привлекательнее. Вокруг индийских городов простирались плодородные земли, их пересекали большие реки, и эти природные водные пути представляли собой хорошую транспортную сеть. Население жило в основном земледелием и выращивало пшеницу, ячмень, кунжут, финики и хлопок. Кроме того, огромное количество найденных здесь обожженных кирпичей и ваз из терракоты наводят на мысль, что эта область была богата древесиной, которую использовали для разогрева печей. Видимо, здесь нередки были дожди.

Это приходит на ум, когда встречаешь остатки выложенных кирпичом сточных канав и выгравированные на печатях изображения животных, которые водятся во влажной среде, — тигров, носорогов, слонов, буйволов…

Богатые урожаи и удобные пути сообщения позволяли мохенджодарцам обменивать свои продукты на сырье, металл, драгоценные камни и специи из Средней Азии, Афганистана, Персии и Южной Индии. Среди находок на одной печати, одном черепке и одном терракотовом рельефе обнаружено изображение кораблей, что свидетельствует о наличии у мохенджодарцев торгового флота, который, вероятно, выходил в море, курсируя вдоль берегов Суткагендора и по Персидскому заливу.

Весь Мохенджодаро выстроен из кирпичей. Видимо, здесь имелась процветающая и мощная кирпичная индустрия, требовавшая многочисленной рабочей силы. Для производства кирпичей мохенджодарцы применяли открытые деревянные формы и шпателем выравнивали обе лицевые стороны. В качестве материала употреблялась глина, которую они в отличие от шумеров и египтян не смешивали с соломой. Кирпичи обжигали в печах, топившихся дровами, поэтому обжиг был несовершенен. Строители пускали в ход и сырцовые кирпичи, которые высушивали на солнце на деревянных настилах или на утрамбованной земле. Они употреблялись для кладки тех частей сооружения, которые были менее подвержены воздействию стихий и износу от времени.

Туалет с душем. В развалинах Мохенджодаро можно различить две зоны — нижнюю и верхнюю. Верхний город размещается близ археологического музея на продолговатом холме. В нем выделяются Большая баня, Большой амбар, Зал пилястров и некоторые другие сооружения, разделенные узкими проходами. Над руинами и окружающей равниной возвышается буддийская ступа3 высотой 23 метра, построенная во II веке н. э. на вершине холма.

Нижний же город простирается к востоку и включает развалины обширных жилых кварталов, четко разделенных множеством улиц и улочек; вдоль некоторых тянутся высокие массивные стены, в тени которых можно укрыться от палящих лучей солнца.

Раскопки показали, что большая часть верхнего города стоит на искусственном холме, который возвышается над окружающей местностью на 6 метров на юге и на 12 метров на севере (именно в этом, самом высоком месте один из последних кушанских царей возвел буддийскую ступу), и что основание этой цитадели сложено из кирпичей, высушенных на солнце.

Проходя по улочкам Мохенджодаро, невольно вспоминаешь знаменитую фразу Френсиса Бэкона: «Дома строят затем, чтобы жить в них, а не чтобы на них любоваться». Так вот здесь создается твердое впечатление, что строители заботились в первую очередь об удобствах повседневной жизни: в каждом доме — прихожая, гостиная, дворик, лестницы, скамейки. И почти во всех жилищах есть туалеты с душем. «Подумать только, — с иронией замечает археолог Габриэле Мандель5, изучавший хараппскую цивилизацию, — туалеты здесь были даже в самых скромных домах, тогда как, к примеру, во внушительном Версальском дворце их не было ни одного, даже спустя целых четыре тысячи лет».

Крупнейшее здание верхнего города — Большая баня; вокруг бассейна длиной 12 метров и глубиной 3 метра, вероятно, проходил коридор, по внутреннюю сторону которого было множество помещений и санитарных устройств. В восточной части бани обнаружен колодец с двойной кирпичной стенкой; из него вода через систему чанов подавалась в резурвуар. Отводилась вода через подземную канализацию. Техника строительства свидетельствует о несравненном мастерстве индцев, уровня которых сумели достичь через много столетий лишь римляне.

К западу от Большой бани стоит строение со многими квадратными настилами внутри; почти все они одинакового размера и находятся на высоте полутора метров над полом; в кладке имеется сеть небольших отверстий. Проведя аналогию с обнаруженными зернохранилищами в Хараппе, Мортимер Уилер выдвинул предположение, что это сооружение представляет собой своего рода амбар. Проходы, видимо, служили воздуховодами, не допускающими проникновения влаги внутрь хранилища и предохраняющими пшеницу и другие зерновые от плесени. Наличие этого Большого амбара навело некоторых ученых на мысль, что в Мохенджодаро действовала государственная служба снабжения продовольствием.

К северо-востоку от амбара видны остатки крупного здания, которое, судя по его планировке, вероятно, было обителью великого жреца или жреческой коллегии. Это здание представляет собой крытый двор, окруженный с трех сторон верандой, мощенный кирпичом. Некоторые считают, что это не культовое сооружение, а скорее городской суд. Судя по описанным трем большим зданиям и по признакам, указывающим на то, что верхний город окружали башни, в этой части великой раннеисторической столицы Синда, похоже, жили аристократы, чиновники и служители культа.

Продолжая осмотр развалин, мы спускаемся в нижний город. Он представляет собой замечательный образец градоустройства. В основу строительства положен принцип прямоугольной планировки, жилые кварталы разграничиваются улицами таким образом, что образуется как бы огромная шахматная доска. Главная артерия пересекает развалины с севера на юг; ее ширина , впрочем, и ширина остальных центральных улиц, достигает порядка десяти метров. Поперечные улицы гораздо уже, из них входи-1и и дома, в которых была лишь одна дверь и небольшое число окошечек, чтобы их обитатели как можно меньше страдали «I  палящих лучей солнца.

Если двигаться по главной улице к югу, то придешь к тому месту, где находился колодец общины. Здесь 3800 лет огромное множество мохенджодарцев было варварски убито ордой ариев, с неистовой яростью обрушившихся на город. Остальное еще предстоит раскопать.

(1голосов, средний: 1,00 out of 5)

Загрузка...

Второй этап раскопок, проведенных американцами в Тофете, только сгустил туман: самые старые захоронения Тофета восходят ко временам, когда гражданской архитектуры не существовало, по крайней мере с нашей точки зрения. А так как уже нет надежды отыскать что-либо на Бирсе, остается только ждать результатов западногерманских раскопок, которые достигли пунического уровня III века. Археологи намерены удалить все пунические мостовые и дойти до нетронутой земли. Если под домами III века до н. э. обнаружатся какие-либо следы более ранних строений, которые вполне могут восходить к IV веку до н. э., раскопки будут продолжены; в противном случае будет окончательно подтверждена правота отца Феррона. В этом случае классический Карфаген придется искать в другом месте.

Жизнь в Карфагене. В ходе раскопок западногерманские археологи нашли пунические виллы с мозаичным полом (рау1тепга ритса), схожие с теми, которые обнаружены в Моции и на Сардинии, и остатки тех домов, которые в III веке до н. э. были построены на месте общественных колодцев с характерными пуническими резервуарами продолговатой формы. Обнаружены следы жизни в Карфагене, восставшем из руин после 29 года до н. э. Не может быть сомнений, что город был разрушен полностью. Не найдено никаких следов ни эпохи Республики, ни закладки города Цезарем. Все начинается со времени Августа. Впрочем, об этом уже было известно из сочинений Плутарха, который в «Жизни Помпея» приводит «забавное происшествие». Вот этот отрывок: «Какие-то из его воинов, по-видимому случайно наткнувшись на клад, добыли большие деньги. Когда об этой находке стало известно, у других воинов явилась мысль, что вся эта местность полна кладов, спрятанных карфагенянами в пору их бедствий. Много дней Помпеи не мог совладать со своими воинами, которые искали клады. Он ходил вокруг и со смехом наблюдал, как тысячи людей копают и переворачивают пласты земли на равнине. Наконец воины утомились от этой работы и предложили Помпею вести их, куда ему угодно, так как они достаточно наказаны за свою глупость»7. Стало быть, когда легионы Помпея достигли Карфагена, они нашли «равнину», покрытую руинами, а Гракхова города  не  было.  В  самом деле,  Гракхи  отправляли  в «проклятый юрод» в основном земледельцев, дома которых, если они существуют, вероятно, легче найти по ту сторону Бирсы, в зоне плодородных и’мель.

Благодаря стратиграфическим исследовани-им удалось установить, что римляне, прежде чем сооружать здания, производили разведочные раскопки и по возможности использовали фундаменты пунических строений или пускали в ход прежние материалы для сооружения новых стен. Почти все римские здания возведены из материалов, добытых из выкопанных остатков пунического города. Этим объясняется, почему до сих пор не найдены развалины домов, разрушенных легионами Сципиона Эмилиана.

Западногерманские археологи установили, что в римский период там, где прежде находился пунический жилой квартал с виллами, располагались жилые дома с тавернами и лавками ремесленников, туда можно было попасть как с главной улицы, так и через какой-нибудь внутренний частный проулок. Такая планировка кварталов сохранялась и в вандальский и в византийский периоды. Действительно, найдены лавки византийских ремесленников, изготовлявших медальоны, формы и следы печей для плавки бронзы.

Стена Феодосия. Тринадцативековое разграбление, которому подвергли Карфаген каменотесы, ужасно осложнило работу археологов, которые находят только «негативы» многих сооружений: рвы из-под стен и углубления, внутри которых остались кое-какие следы фундаментов. Больше почти ничего нет, потому что все камни, особенно обтесанные в квадратную форму, были вновь пущены в ход. Охотники за камнями работали, как кроты. Отыскав гребень стены, они делали подкоп, постепенно выбирая все камни. Это обнаружили итальянские археологи: обследуя природный обрыв, являющийся южной основой «треугольника Соманя», они находили вдоль него остатки Феодосие-ной стены.

То, что здесь, возможно, проходила стена, можно было предположить и на основании находок нескольких ее частей во время раскопок, производившихся англичанами. В «канаве грабежа», или «канаве воровства», как именуют англичане место, где была Феодосиева стена, сохранились остатки фундамента   —   небольшие  куски   камня  вперемежку  с   сероватым строительным раствором. Обследовав то место, где логично было бы ожидать продолжения оборонительной каменной кладки, обнаружили идентичную канаву той же ширины. Поэтому было легко увязать отрезок, найденный итальянской экспедицией, с отрезком англичан и реконструировать, хотя и с пустотами посреди, фасад этой стены, сооруженный в 425 году до н. э., то есть в период, предшествовавший нашествию вандалов.

Построенная Феодосием Н, предвидевшим скорое нашествие извне, оборонительная стена не помогла предотвратить его, так же как Аврелиевы стены не помогли остановить Алариха и готов, стены Константина — сдержать турок, линия Мажино — помешать гитлеровскому наступлению. В византийскую эпоху Вели-зарий соорудил снаружи Феодосиевых стен ров, предназначенный для обороны города; это новое открытие также было сделано англичанами благодаря их тонкой технике раскопок.

Результаты раскопок итальянской экспедиции представляют важный вклад в историю Карфагена, особенно римской и более поздней эпохи. Прежде всего удалось установить, что застройка шла поэтапно, что там, где проходила стена Феодосия, жилых кварталов не было и что застройка прекращалась до знаменитого обрыва. По ту сторону рва тоже удалось найти кое-что. Был обнаружен некрополь первых колонистов времен Августа или их детей, и даже были найдены сельские дома, ориентированные по пуническому, а затем Гракхову кадастру. Итальянские археологи проследили преемственность жизни на территории, ограниченной Феодосиевой стеной. Изучив культурные слои, начиная от самого древнего, они обнаружили сначала пунические некрополи, а выше, над ними располагалась застройка времен Августа (II век до н. э.). К той же эпохе относился кусок дороги со сточной канавой, появившийся на свет из-под изумительной арки, над которой лежит несколько слоев гравия.

Блюда Блаженного Августина. Пожалуй, самым интересным открытием стала находка свалки мусора, восходящей к 60-м годам IV века, то есть времени Блаженного Августина. Мусор — это манна небесная для археологов, так как в нем можно найти предметы, позволяющие судить, что представляла собой материальная культура различных слоев населения. «Даже при отсутствии других источников, — говорит мне профессор Пуччи, — свалка отбросов дает возможность установить, на каких блюдах ел Блаженный Августин и какие предметы обихода имелись в домах древних. Это своеобразный хгапспе ее У1е*, который можно разложить на анатомическом столе и препарировать. Обследование мусора помогает изучать не только быт и нравы определенного периода, но и уровень развития хозяйства этого времени.

Разумеется, исходные данные ограниченны. Если керамика не поддается разрушению, то ткани и дерево раз-т.чаются, в результате чего до нас не доходят предметы, имевшие, нидимо, важное значение в экономике античного мира. Африканский чи порт, например, включал большое количество тканей. От зерна, понизившегося в мешках, естественно, ничего не сохранилось. В то же и|н’мя вино, хранившееся и перевозившееся в амфорах, оставляет такие следы, как осадок и некоторые смолы и специи, которыми оно почти всегда приправлялось.

В результате оказывается, что средняя продолжительность жизни у карфагенян была очень низкой, особенно из-за детской смертности и частых эпидемий. Среди заболеваний наиболее распространены были различные формы артрита и кариес зубов. Ученые заметили, в частности, что зубы у карфагенян изнашивались иначе, чем у наших современников. Дело, видимо, не столько в типе пищи, сколько в манере еды. В ту пору столовыми приборами почти не пользовались и мясо, например, разрывали зубами. Со временем такая привычка, возможно, и приводила к износу зубов, отличному от того, который наблюдается в наше время.

Карфаген наконец обретает мир. Научное значение международной кампании раскопок бесспорно. Она принесла богатейшие данные, которые помогут прояснить многие еще непонятные аспекты истории великого соперника Рима. Тем не менее тот, кто ожидал от такого предприятия, в котором участвовало столько стран, сенсационных результатов — что, возможно, правомерно, — будет разочарован. Турист, приехав в Карфаген, увидит разного цвета пласты, откосы ям и груды вырытой земли, но это ничего не скажет его неопытному глазу. В то же время все это очень важно для ученых. «Для нас, — говорит западногерманский профессор Ракоб, — это книги, которые нужно прочесть; но показать людям нам почти нечего».

Извлеченные на свет памятники можно пересчитать по пальцам одной руки, но удивляться тут нечему. Археолог не всегда привозит трофеи. Иной раз он раскапывает, изучает и закапывает снова. Леонард Вулли писал, что «цель археолога — открыть и разъяснить ход человеческой истории… С точки зрения научного интереса ценность всякого, даже самого красивого, предмета утрачивается, как только он «отдал» все возможные исторические сведения».

Кое-что будет сделано, чтобы сохранить добытый материал. Старый монастырь «белых отцов» — огромное строение на Бирсе — будет полностью переделан, и там будут помещены все предметы, найденные в ходе раскопок. Таким образом, в самой высокой части Карфагена будет большой музей. Кроме того, подвергнутся реставрации пунический квартал, найденный на акрополе, и порт. Они составят часть будущего большого археологического парка Карфагена.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В 44 году до н. э. вновь основать Карфаген попытался Цезарь. Но после его убийства план был отложен до тех пор, пока его не решил претворить в жизнь Август, «подхвативший» политическое наследие завоевателя Галлии. В 29 году до н. э. римская колония была основана почти на том же месте, где стоял пунический город, но планировка его была совершенно иной. Эту систему сети улиц можно узнать в Карфагене и сегодня: кардины и декуманы6, пересекающиеся под прямым углом, сохранились со времени Августа.

Римский Карфаген жил и процветал на протяжении всего периода империи. Дважды в городе останавливался Адриан, построивший знаменитый акведук, по которому вода с горы Загуан подавалась в центр города. Потом Антонин Пий возвел не менее известные термы. В III веке Карфаген был столицей ряда африканских императоров, которые провозглашали себя таковыми, опираясь на размещенные в римской провинции — Африке войска, и противопоставляли себя соперникам, восседавшим в Риме. Один из них, Коммод, построил, например, второй флот и держал его в просторной гавани Карфагена, ставшего к тому времени второй столицей Западной империи.

Процветание продолжалось и в период Поздней империи. Своего наивысшего расцвета поздний Карфаген достиг во второй половине IV века, во времена Блаженного Августина, который до принятия христианства был ритором, утонченным интеллектуалом; он поддерживал отношения со всеми образованными людьми в африканской провинции. Этот период процветания был на время прерван нашествием вандалов. Ифрикия, как называли эти места мусульмане, действительно была одной из богатейших и щедрейших земель во всем Средиземноморском бассейне и у многих возбуждала аппетит. Так, вандалы, уйдя из Италии и пустившись на поиски хороших земель, перебрались сначала в Испанию, а оттуда — в Северную Африку, где в 439 году н. э. овладели Карфагеном. Не следует забывать, что в те времена Африка не только была житницей Рима, но и занимала первое место по выращиванию масличных деревьев. Более 80 процентов оливкового масла, потреблявшегося в Римской империи, изготовлялось в африканской колонии; к этому надо добавить, что в древности этот продукт был гораздо важнее, чем сегодня, потому что был единственным видом жиров и горючего для освещения.

Нашествие вандалов, несомненно, нанесло определенный удар процветавшей римской колонии. Недавние исследования, однако, привели к переоценке этого презренного века владычества «варваров». Установлено, что ярлык беспощадных разрушителей не так уж заслужен вандалами. Вопреки распространенному мнению они относились к культуре и местным учреждениям с гораздо большим уважением, чем византийцы, и, установив свое господство, сохранили всю предшествовавшую структуру хозяйства и не пытались навязывать свою культуру.

 Последняя точка. Контрнаступление последовало со стороны Византии. Юстиниан хотел подчинить своей власти былую Западную империю и отправил полководца Велазария отвоевывать африканские территории. Карфаген пал в 534 году. Вслед за почти столетней вандальской оккупацией начался более чем столетний период византийского нладычества. Вся территория была предана огню и мечу, взимание налогов по византийской системе лишало жителей последней меры зерна и оливкового масла.

Экономика Карфагена более не знала подъема. И когда в конце VII века, в 696 году, сюда пришли мусульмане, город уже был не способен оказать организованное вооруженное сопротивление, он пребывал в состоянии полного разложения. Воспользовавшись этим, новые завоеватели захватили его. Карфаген был предан огню и стерт с лица земли; с тех пор его уже не восстанавливали.

Следовательно, точка в его истории поставлена  не  вандальской  или  византийской  оккупацией,  а  нашествием мусульман в конце VII века. После этого столица переносится в Тунис, а Карфаген используется как каменоломня для получения строительного материала. Жорж Фрадье писал: «Карфаген не был укрыт, подобно Помпеям, вулканическим саваном, который уберег бы его до грядущего века Просвещения и для археологов и любителей античности. Подобно Лондону, Триру, Лиону, Ниму, подобно самому Риму, Карфаген по существу превратился в каменоломню. Но в отличие от разрушителей древних памятников этих европейских городов люди, растаскивавшие камни Карфагена, ничего не возвели на месте его заброшенных храмов. Они использовали камень, добытый в Карфагене, для строительства во многих местах, вплоть до Кайруана. Не год, не десяток лет, а целых тринадцать веков выламывали они колонны и капители для своих мечетей и дворцов, бросали обломки статуй в жерла печей для обжига извести, крышками саркофагов мостили улицы. Все это делалось не из злых побуждений, просто жизнь не может стоять на месте, каждый последующий этап культуры возникает на развалинах предыдущего. Те немногие памятники архитектуры, которые уцелели и которые давали приют вражеским войскам, были уничтожены в 1270 году по приказу султана Эль-Мостанейра после крестового похода, возглавлявшегося Людовиком Святым».

Опустошение Карфагена продолжалось столетиями. В 1150 году через него прокатилось нашествие бедуинов бени-хилаль, которых натравил на Ифрикию халиф Египта. В конце XIII века пришло время отмщения за крестовые походы, а через столетие началась оккупация Меринидами, новыми кочевыми племенами, пришедшими на сей раз из Алжира. В 1534 году эти места разграбили сначала турецкие солдаты Хайраддина Барбароссы, а год спустя — испанские солдаты Карла V. Набеги алжирцев в конце XVII — конце XVIII веков были не столь ужасны, как в былые времена, и скоро забылись.

Знакомство с основными моментами истории великого соперника Рима поможет нам теперь лучше понять проблемы, которые уже удалось решить благодаря международной кампании раскопок, и те, что еще остаются нерешенными. Маленькие и большие тайны по-прежнему делают из истории Карфагена захватывающий археологический «детектив».

Раскопки. Сведения, которые содержатся в этой части главы, посвященной Карфагену, если исключить малочисленные и отрывочные сообщения на Международной научной конференции в 1977 году, еще не известны и будут преданы гласности только по окончании раскопок, проводимых археологическими экспедициями стран, откликнувшихся на призыв ЮНЕСКО, и анализа и обработки полученного материала. Мне удалось разузнать подробности этого последнего археологического обследования карфагенского места происшествия только благодаря исключительной любезности группы ученых-археологов.

Незастроенные участки, которые в 1972 году, когда прозвучал международный призыв, ожидали археологических работ, занимали площадь в 371 гектар, каждый из участков был отведен для одной экспедиции. Например, итальянским археологам достался так называемый треугольник Соманя, западным немцам — жилой квартал вдоль побережья, англичанам — зона порта, французам — Бирса (карфагенский акрополь) и так далее.

Следует сразу сказать, что раскопки впервые основывались на абсолютно научных критериях. В прошлом археологические исследования проводились, по мнению западногерманского профессора Ракоба, «отвратительно, разрушалось больше, чем раскапывалось». Довольно большой размах носили работы в пуническом порту и деятельность «белых отцов», интересовавшихся главным образом палеохристианскими базиликами и византийскими памятниками. Во время других, почти не организованных раскопок были разрешены многие проблемы, удалось открыть некоторые римские сооружения и очень важный для пунической архитектуры центр — священный участок, где совершались ужасающие человеческие жертвоприношения.

Однако еще оставалось решить множество проблем: например, где находился пунический жилой город и являются ли известные нам порты пуническими или римскими? Имелись также топографические загадки, особенно таинственный треугольник, носящий имя французского историка Шарля Соманя. Этот известный исследователь Карфагена ошибочно заключил: для того чтобы город образовывал прямоугольник, не хватает участка, имеющего как раз форму треугольника. Сомань считал, что именно на нем должна была находиться часть той Гракховой колонии, о которой, как мы видели, известно очень мало.

Таким образом, к началу международной кампании раскопок, организованной ЮНЕСКО, Карфаген вызывал гораздо больше вопросов, чем любой другой город древнего мира. Прежде всего предстояло раскрыть тайны пунического периода; да и о римской, византийской и вандальской эпохах не было цельного представления, имелись лишь отдельные памятники того времени.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Разрушение Карфагена практически не прекращалось с того дня, как арабские завоеватели превратили его в каменоломню. Угроза железобетона начала вырисовываться в 1930—1935 годах, когда городские границы Туниса стали казаться слишком тесными и была проведена первая разбивка на участки Для застройки морского побережья. С тех пор население неуклонно увеличивалось, и все больше спекулянтов в погоне за легкой прибылью развивали здесь неистовую и бесконтрольную деятельность, уродуя огромную территорию, включавшую наряду с Карфагеном тунисскую Медину и живописное местечко Сиди-Бу-Саид. По прогнозам специалистов по урбанистике, нынешняя тенденция освоения этого региона, имеющего историческую ценность и представляющего археологический интерес, приведет к полному уничтожению зоны руин к 1985 году, когда, как предполагается, население тунисской столицы достигнет 1,6—2 миллионов жителей, то есть возрастет вдвое по сравнению с 1970 годом.

Речь идет о полной урбанизации побережья и превращении одной из наиболее интересных в археологическом отношении зон всего африканского берега в жалкий клочок земли, затерянный среди безликой массы современных сооружений, лишенный того пейзажного фона, который придает ему смысл и очарование.

Чтобы не допустить уничтожения Карфагена, тунисское правительство и ЮНЕСКО разработали проект охраны археологической зоны и Медины, который должен быть осуществлен, прежде чем демографическое давление и порождаемая им урбанизация приведут к полному ее опустошению. Первым делом следовало разобраться, чему отдавать предпочтение: созданию археологической зоны или застройке. А для этого нужно было узнать, что же скрывается под землей. Вот почему в 1972 году ЮНЕСКО выступила с призывом провести международные раскопки, на который с энтузиазмом откликнулись многие страны. Тунисские власти со своей стороны произвели небольшие разведочные раскопки, чтобы на законном основании заморозить разбивку участков для продажи в районах, представляющих археологический интерес.

Некоторые раскопки уже завершены, другие еще продолжаются. Только после того как все экспедиции опубликуют результаты своей работы, можно будет произвести разбивку участков в зонах, не представляющих ценности для археологии, и возводить там жилые районы и туристические комплексы. Одновременно начнутся работы по превращению Карфагена в большой археологический парк.

Под землей — 15 столетий. С основания Карфагена в 814 году до н. э. до его окончательного разрушения в VII веке н. э. прошло 1500 лет. Под песком погребено 15 столетий, причем о некоторых из них мы располагаем крайне скудными сведениями. Даже международные раскопки, еще не завершенные к моменту написания этой книги, не прояснили тайну первых 500 лет существования города. У нас также нет материальных данных о древнем Карфагене IX века до н. э. и пуническом городе VIII, VII, VI и V векои до н. э. Столкнувшись с необъяснимой пустотой, археологи начинают задаваться вопросом: а не прав ли старый «белый отец»2 Феррон, который уже много лет утверждает, что Дидона основала Карфаген в другой части побережья, около Сиди-Бу-Саида, и что лишь в IV веке до н. э. город был перемещен на нынешнее место.

Это волнующая загадка, но скорее всего разгадать ее никогда не удастся. Поэтому остается только сказать, что Карфаген был колонией, основанной в западной части Средиземного моря^ выходцами из Азии семитского происхождения, и что на протяжении пяти-шести столетий ее судьба была связана с жизнью коренных обитателей Северной Африки, италийцев, иберов и кельтов.

Как писали супруги Пикар3, в первый, наименее известный период своей истории Карфаген, видимо, представлял собой финикийскую торговую факторию, один из многих опорных пунктов на оловянном пути, который вел вдоль атлантических берегов Иберийского полуострова и Галлии и Британским острецам.

Изобретение бронзы, сплава меди и олова, служившего для изготовления орудий труда и оружия, побудило людей 2-го тысячелетия до н.э. завязать торговые связи с отдаленными народами. Медь добывалась в странах Малой Азии, которые в ту пору наряду с Египтом являлись главными районами средиземноморской   цивилизации.   Олово   же   добывалось   в   западной   и северной Европе, в Испании, Арморике (на галльском побережье Атлантики) и на Британских островах. В этих областях развивалась культура мегалитических памятников. Торговые связи с Востоком поддерживали те таинственные народы, которые воздвигали дольмены4. К концу 2-го тысячелетия контроль над движением по этому пути, который раньше осуществлялся микенцами, перешел в руки финикийцев, основавших в главных гаванях торговые фактории. Так возникли самый древний торговый пункт Кадис (Гадес)*, Утика на тунисском побережье (1178 г. до н.э.) и Карфаген (814 г. до н. э.). Однако в отношении точности этих дат нет никакой уверенности. В Карфагене, например, остатки наиболее древних керамических изделий, найденных в святилищах и захоронениях, можно датировать примерно 750 годом до н. э., то есть они были изготовлены по меньшей мере через 60 лет после того, как, по сообщениям древних писателей, Дидона вступила на африканский берег.

Согласно легенде, приводимой Тимеем и Юс-тином, дочь тирского царя Муттона, которую финикийцы звали Элисса, вышла замуж за своего дядю Сихея, очень богатого жреца культа Геракла. Но ее брат Пигмалион, став царем Тира, убил ее мужа, чтобы завладеть его богатствами. Элисса с немногими спутниками бежала и после долгих перипетий добралась морем до Ливии. Там царь Ярбас обещал ей и ее спутникам столько земли, сколько можно покрыть бычьей шкурой. Царевна разрезала шкуру на тончайшие полоски и обложила ими большой участок, где и основала город, который назвала Кварт хадашт (Новый город); в искаженном виде это название стало звучать у римлян как Карфаген. Те же ливийцы дали Элиссе имя Дидона.

Расхождения в датах и литературные данные, в которых действительно происходившие события перемешиваются с вымыслом рассказчиков, наводят на мысль, что Карфаген возник иначе, чем другие финикийские колонии: это была не фактория, а прибежище группы политических беженцев, вынужденных навсегда покинуть родину.

Долгое время Карфаген признавал за Тиром, главным городом-государством финикийского мира, роль метрополии, а за Утикой — определенное право первенства. Но как только представилась возможность, он, проявив мудрость и мощь, захватил главенство в торговых операциях. Этому содействовал не только рост самого Карфагена, но и катастрофы, потрясшие финикийскую державу на Востоке. Когда Тир, истощенный изнурительной борьбой с царями Ассирии и Вавилонии, оказался не в состоянии поддерживать финикийцев Запада в их соперничестве с греками, Карфаген начал освобождаться от его влияния. Тем временем греки обосновались сначала на берегах Киренаики, южной Италии и Сицилии, а затем на побережье Галлии, где основали Марсель (Массалию), в Каталонии, на Корсике и юге Иберийского полуострова по соседству со сказочно богатой Тартесской державой (нынешняя Андалузия). И везде, где интересы греков и финикийцев  сталкивались,  между  ними  возникало  острое  соперничество.

По пути завоеваний. Когда Тир подпал под владычество сначала вавилонян, а затем сменявших друг друга персов, македонцев и селевкидов, Карфаген стал естественным наследником традиций мореплавания былой финикийской метрополии и обширной сети торговых факторий, созданных на побережье Средиземного моря и Атлантического океана. Понятно поэтому, что именно флот способствовал превращению Карфагена в одну из могущественнейших и жизнеспособных держав древности.

Карфагенский флот удовлетворял и военным, и торговым нуждам. Он включал как тяжелые, «круглые» суда, использовавшиеся для перевозки товаров, так и очень легкие и быстроходные длинные, узкие корабли, которые легко перемещались с помощью весел. Рассказывая об этих мобильных военных кораблях, Полибий пишет: «Они были построены таким образом, чтобы их было легко поворачивать в любом направлении. Гребцами были очень опытные люди… Такой корабль не могло догнать ни одно неприятельское судно. Столь легким судам нетрудно было выходить в открытое море. Если неприятель стремился сойтись для ибордажа, они сворачивали в сторону, затем обходили вокруг неприятельского корабля и молниеносно таранили его сбоку».

В мирное время флот Карфагена, состоявший из нескольких сотен кораблей, не только охранял торговые карами пы, но и участвовал в известных исследовательских экспедициях. И в этой области Карфаген освоил богатое наследие финикийцев, которые к тому времени уже совершили плавание вокруг Африки по поручению фараона Нехо II (609—595 гг. до н. э.). Если верить древним авторам, карфагеняне снарядили две исследовательские экспедиции вдоль африканских и европейских берегов с целью создания НОВЫХ торговых гаваней. Первое плавание, сообщения о котором дошли до нас из одного греческого текста, возглавлял Ганнон. По-видимому, он достиг района нынешнего Камеруна, пройдя затем вдоль Гвинейского залива. О другой экспедиции, под командой Гимилькона, нам известно лишь то, что в поисках оловянных и Серебряных рудников она обследовала атлантическое побережье Европы и добралась до Британских островов. Действительно, карфагеняне долгое время держали под контролем атлантические перевозки в обоих направлениях: на юг, вдоль берега Африки, и на север, вдоль европейского побережья от Иберийского полуострова до Великобритании и Ирландии.

Распространив свою гегемонию на многие финикийские города Запада, карфагеняне начали расширять горизонты своей империи. Первым шагом в этом направлении стало упрочение их позиций на Сицилии. Выйдя из Моции (Мотии), пункта, расположенного на нынешнем острове Сан-Панталео, находящемся напротив Марсалы, карфагенские военные суда достигли берегов Сицилии. Их армия под командованием полководца Малха быстрым маршем двинулась на покорение коренного населения, жившего на склонах горы Эрике. Захват этого стратегического плацдарма позволил им овладеть Сегестой, Палермо (Панор-мом), Солунто (Салунтом), а впоследствии — Гимерой и Селину нтом.

С Сицилии карфагеняне начали наступление на Сардинию, одновременно стремясь укрепить захваченные позиции в западном Средиземноморье: в Ликсе (Марокко), в Ка-дисе (Гадесе) в Испании, в Ивису* (Эбесе) на Балеарских островах. Таким образом, к концу VI века до н. э. они распространили свое господство на все финикийские колонии в Северной Африке — от Триполитании до побережья Атлантики, а также на более или менее обширные районы Сицилии, Испании, Сардинии и Балеарских островов. В дальнейшем мощь Карфагена еще более возросла благодаря заключению союза с этрусками, явно преследовавшего цель остановить эллинскую экспансию.

В это время греческие переселенцы из Фо-кеи, основавшие в 600 году до н. э. Массалию, ныне Марсель, действительно представляли растущую угрозу. Они не только стали союзниками тартессов, хозяев знаменитых оловянных и серебряных рудников, но и обосновались на Корсике.

Собрав все свои корабли в единый, мощный флот, карфагеняне и этруски в 535 году до н. э. разбили фо-кейцев при Алалии (Алерия). Вытесненные эллинами с Корсики, перешедшей к этрускам, фокейцы вынуждены были отступить в области, расположенные вокруг Лионского залива.

Позднее, когда после поражения от латинов при Ариции (508 г. до н. э.) начался упадок этрусской державы, карфагеняне вступили в союз с римлянами. Три договора скрепили между соперниками эту дружбу, которая, однако, вылилась в крово-пролитнейшую схватку древности.

Карфаген никогда не доверял Риму, даже в периоды, когда союз казался действительно прочным. Если по первому договору, заключенному в 509 году до н. э., римлянам оставлялась свобода торговли с Сардинией, Сицилией и Африкой (кроме центральных и южных берегов Туниса), то по второму, более ограничительному, им запрещалось высаживаться на Сардинии, в Африке и южной Испании.

Союз с Римом дал Карфагену возможность укрепить свои позиции, но его стремление к экспансии, видимо, вновь натолкнулось на греческое могущество, достигшее в V веке до н. э. своего апогея. В 480 году греки близ Гимеры (сегодня Термини-Имересе) нанесли пуническим силам жестокое поражение. Одновременно при Саламине были разбиты персы — союзники Карфагена.

Эллинское превосходство в Средиземноморье сыграло огромную роль в изменении карфагенской политики. Чтобы компенсировать сокращение внешней морской торговли, пуническое государство обратилось к внутренней территории Северной Африки. Вскоре Карфаген захватил огромную область, почти соответствующую нынешнему Тунису. Предприятие было доведено до конца ценой тяжелых боев с коренным населением. Оно содействовало тому, что карфагеняне из тирян, каковыми являлись до этого, превратились в африканцев. Кроме того, в распоряжении Карфагена оказалось обилие сельскохозяйственной продукции и большое число хороших бойцов для армии. В 409 году до н. э. преемники пунического царя Ганнона решили, что пришло время отомстить за разгром при Гимере, тем более что в греческих городах, ослабленных непрерывной внутренней борьбой, начинали проявляться признаки непоправимого упадка.

Карфаген перешел в контрнаступление. Он быстро разрушил Селинунт и Акригент, но перед Сиракузами был остановлен. Последовала изнурительная и кровопролитная борьба, но ни одной из сторон не удалось добиться решающего перевеса. Карфагеняне были измотаны. Все более многочисленной становилась партия, выступавшая против войны и ведшей ее династии. К 370 году до н. э. этой партии удалось взять верх, захватив власть у последних Магонидов, преемников Магона, первого карфагенского монарха, о котором имеются сообщения. В Карфагене был установлен аристократический и тиранический режим, жутким символом которого стал грозный Совет ста четырех.

Взлет и падение. Эксплуатация земледельцев внутренних районов, открытие новых рынков в Африке, активный товарообмен с восточными государствами, образовавшимися в результате завоеваний Александра Великого, вернули Карфагену все его могущество. Он снова занял позиции, утраченные после поражения при Гимере. Сиракузский тиран Агафокл и эпирский царь Пирр, пришедший на помощь другим греческим городам Сицилии, не сумели остановить его неудержимый натиск. Карфаген распространил свое влияние на большую часть острова. Если бы он на этом не остановился и приложил дополнительные усилия, отмечает тунисский археолог и историк Хеди Слим5, то еще до середины III века до н. э. смог бы занять господствующее положение в Средиземноморье. К тому времени, когда в 269 году до н. э. карфагеняне сумели овладеть Мессиной   (Мессаной),  уже  возникла  новая могучая  средиземноморская держава — Рим. Столкновение было неизбежным, и два гиганта вскоре сошлись в смертельной схватке. Если принять в расчет размеры известного тогда мира, пишет Хеди Слим, три этапа этой долгой и ожесточенной борьбы приобрели размах мировой войны, первой в древности.

Карфагенская экспансия в Средиземном море продолжалась между Первой и Второй Пуническими войнами. После первого великого противостояния Карфаген был разбит в битве у Эгатских островов (241 г. до н. э.) и выдворен с Сицилии. Причины поражения следует искать прежде всего во внутренней ситуации. Большой вред наносил державе аристократический режим, со слепой враждебностью относившийся к любой попытке реформ и с болезненной ревностью державшийся за свою власть. Поняв ошибки правящего класса, полководец Гамилькар Барка, прославившийся во время войны в Сицилии, решил создать иную форму правления, чем существующий режим, который он считал ответственным за поражение. Для проведения этого политического эксперимента он перебрался в Испанию, достаточно далекую, чтобы не встревожить, по крайней мере вначале, римский сенат и Карфаген. Именно Гамилькар повел новую политику экспансии в Средиземноморье. Когда этот полководец-реформатор пал в бою (222 г. до н. э.), то власть перешла в руки его зятя — полководца Гасдрубала. Гамилькар оставил ему державу, обеспеченную с финансовой точки зрения богатыми иберийскими рудниками, а с военной — хорошо обученной армией. Гасдрубал основал новую столицу, Картахену (Новый Карфаген), построил дворец и провозгласил себя царем.

После смерти Гасдрубала власть унаследовал сын Гамилькара — Ганнибал. Он усовершенствовал политический план отца, направленный главным образом на достижение одной цели: взять верх над Римом. Надеясь, что города италийской конфедерации, хотя и извлекли торговые выгоды из победы Рима над Карфагеном, в действительности жаждали полной независимости и поэтому порвали бы договор о союзе с Римом, Ганнибал был уверен, что сможет покончить с римской военной мощью. В 219 году до н. э. сын Гамилькара Барки со своей иберо-африканской армией и слонами перешел Пиренеи и Родан, перевалил Альпы и спустился на равнину, где нанес врагу ряд ударов.

Однако предприятие Ганнибала, как известно, кончилось провалом после того, как, казалось, был достигнут полных успех. Причины следует искать в том, что италийский союз оказался прочным, а поддержка со стороны царей Македонии и Сирии недостаточной. Конец стал неизбежным: римский полководец Сципион высадился в Африке и разгромил войска Ганнибала в битве при Заме (202 г. до н. э.), после чего Карфаген был вынужден принять условия победителей, надо отметить, относительно скромные. Сципион и большинство сенаторов хотели «привязать» Карфаген к Африке, не разрушая его. Но к 170 году до н. э. Катон и его партия сумели убедить сенаторов, что для благополучного развития Рима уничтожение Пунического государства — необходимость.

В 146 году до н. э. Карфаген был побежден и разрушен Сципионом Эмилианом. Как рассказывает александрийский историк Аппиан, римский полководец не мог сдержать слез при виде пылающего в огне города и, словно охваченный зловещим предчувствием, что рано или поздно та же судьба может ожидать и  Рим,  громко  прочитал  знаменитые  строки  из  «Илиады»:

Вудет некогда день, как погибнет высокая Троя, Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама*.

Действительно, римляне, даже ненавидя Карфаген, понимали, что это Пуническое государство со своими многочисленными колониями, рассеянными в Средиземном море и на Атлантическом побережье, оказывало значительное влияние на эволюцию древнего мира, оживляя плодотворные связи между различными средиземноморскими городами.

Римский Карфаген. Разрушенный в 146 году до н. э., Карфаген нновь вырос 117 лет спустя, в 29 году до н. э., но уже как римская колония. Он снова стал крупным городом, насчитывавшим 300 тысяч жителей, Карфаген вывозил масло, вино и пурпур и ввозил греческие статуи. Город был полностью спланирован по римскому образцу — акведук, форум, жилые дома и виллы патронов, цирки, театр, храмы и бани, знаменитые термы Антонина, крупнейшие и роскошнейшие в мире после римских. Чувство реализма возобладало у римлян. Несмотря на то что побежденный город был предан иашпапо тетопае**, они не желали отказываться от самых плодородных земель во всей Северной Африке.

(Еще не оценили)

Загрузка...

По этому поводу сходятся во мнении все крупнейшие специалисты в области охраны памятников. «В итальянском проекте, — говорит мне Раймон Лемер,— скрупулезно, умно и смело соблюдалась целостность монументального комплекса. Иными словами, все было продумано, чтобы касаться его как можно меньше. Жаль, что в конце концов возобладали финансовые соображения.

Это произошло в основном потому, что люди, принимающие окончательные решения, не располагают специальными знаниями и данными. Если решения принимаются исходя из расчета стоимости и наличных средств, легко допустить ошибку и в конце концов в жертву приносится культурная сторона проблемы».

Во всяком случае в определенный момент

[smszamok]

итальянский проект был отвергнут под официальным предлогом отсутствия достаточных средств и стали искать более экономичное решение. Так 3500 лет истории потерпели крушение по финансовым, денежным мотивам. Никто не подумал, что хватило бы одного усилия, которое нашло бы количественное выражение: 100 миллионов долларов — это сумма, расходуемая всего за один день на вооружение.

По мнению председателя Римского клуба Аурелио Печчеи, итальянский проект имел прежде всего огромное культурное значение: «Храмы, воздвигнутые между двумя порогами Нила, — это плод фантазии, воли, трудоспособности, инженерной мысли, эстетического чувства высшего порядка. Необходима была эта культурная, художественная согласованность между нынешней эпохой дерзкой техники и эпохой пирамид и скальных храмов. Всего этого недоставало. История Абу-Симбела показывает, какая бедность царит в’ мире по сравнению с огромными средствами, которыми тот же мир мог бы располагать».

С другой стороны, принятие итальянского проекта не дало бы возможности избежать тех опасностей, которые угрожают и сейчас нубийскому монументальному комплексу из-за того, что его подняли на более высокое место. Не защищенные уже скалистыми берегами реки, оба храма подвергаются воздействию ветра и песка. И бедственные последствия этого все очевиднее. В остальном надо признать, что реконструкция полностью удалась. Ночью возникает ощущение полного сходства’. Но этого нельзя сказать при свете дня. Дело в том, что очень плохо получилась искусственная гора, особенно холм, возвышающийся над Малым храмом. Разочарование еще более возрастает, когда обнаруживаешь, что позади Абу-Симбела раскинулся город с аэропортом, дворцами и музеем. К тому же в искусственной горе сделана галерея для обслуживания, а сзади — огромный бетонированный свод, превышающий по размерам зал атомной электростанции, под которым установлены механизмы для уравновешивания сил растяжения между скальной частью и железобетонной конструкцией. Так Абу-Симбел вдруг стал колоссальным памятником современной техники, рядом с которым явно мельчает гигантский храм Рамсеса II. Уходя, посетитель выносит общее впечатление о великолепнейшем техническом свершении, которое само становится памятником, меняющим и искажающим окружение египетского комплекса.

Это подтверждает, поясняет мне Джорджо Торрака, справедливость позиции ИККРОМА (Римского центра), принципиально выступающего против «крупных работ».

В момент, когда я пишу эти строки, подходит к концу последняя стадия международной операции по спасению памятников Нубии, организованной ЮНЕСКО в 1959 году. Разобранные камень за камнем, храмы острова Филе, относящиеся к птоле-меевско-римскому периоду (IV в. до н. э.), целиком реконструируются на соседнем острове Агилкиа, вне досягаемости вод Нила. Чтобы спасти эти сокровища египетского искусства, почти все посвященные богине Исиде, пришлось возвести вокруг большой части островка дамбу и откачивать воду. После этого итальянская фирма «Кондотте э мацци» расчленила памятники на 40 тысяч блоков, перевезла их на остров   Агилкиа и вновь собрала.

Сейчас Филе целиком ушел под воду. Если бы памятники не были перевезены в безопасное место благодаря и на этот раз международной солидарности, воды Нила уже начали бы медленно, неумолимо разъедать камни и нубийская эпопея осталась бы незавершенной.

Разрушение продолжается. То место на берегу моря, в нескольких километрах от Туниса, где когда-то стоял Карфаген, может вскоре оказаться поглощенным беспощадным железобетоном. «Ве1епс1а СаПпао»* — эти исторические слова, произнесенные более 2100 лет назад Катоном, вновь звучат над руинами древнего города, которым угрожает натиск непрерывно почкующихся маленьких вилл и больших гостиниц. Если в Абу-Симбеле врагом была вода, то здесь — урбанизация. «Мы, жители Карфагена, изо дня в день наблюдаем, как исчезают последние остатки древнего пунического и римского города… — писал в 1970 году тунисский специалист по городскому планированию Джелаль эль-Кафи.— Если мы не предпримем срочных мер, то не сохраним для будущих поколений эти груды руин карфагенского и римского города»1.

Случай с Карфагеном безусловно типичен, чдесь наиболее ярко предстают те явления, с которыми мы сталкиваемся на всех широтах. Здесь, как и повсюду в мире, калечение окружающей среды обусловлено отсутствием последовательной градостроительной политики, при которой предусматривались бы, с одной стороны, быстрый рост застраиваемых районов, порождаемый увеличением населения, появлением крупных индустриальных комплексов, бурным развитием дорожной сети, а с другой — охрана природных и исторических достопримечательностей.

[/smszamok]

«Состояние руин ухудшается и по другим причинам: под воздействием атмосферных агентов, химических процессов в камне, деятельности древесных паразитов, — отмечает Джелаль эль-Кафи. — Но в целом на камень меньше оказывает влияние время, чем отсутствие упорядоченной политики освоения районов».