Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Образы крепостников-самодуров и капризных барынь, у которых под управлением плутов и грабителей-бурмистров стонут забитые и обнищавшие крестьяне, перемежаются образами помещиков иного типа. Это неудачники, люди с вывихнутой жизнью, выпавшие из проторённой колеи по милости случая, ложности и нелепости своего воспитания или просто по бесхозяйственности и разорению. Тема помещичьего разорения вообще проходит красной нитью в большинстве рассказов «Записок, охотника», давая Тургеневу материал для образов оскудевших, «бывших» помещиков, обращавшихся иногда в приживалов при тех, кто ещё уцелел и держится на поверхности жизни. Так неудачно сложилась судьба человека «доброй и тёплой души» — помещика Радилова, бросившего свой дом и уехавшего куда-то со своей золовкой. Бестолковой, конечно, станет вся жизнь племянника Татьяны Борисовны «художника» Андрея Ивановича Беловзорова, попавшего не на свою дорогу и жиреющего на даровых хлебах у своей тётушки. Свихнулся Пётр Петрович Каратаев. Деревню его продали с аукциона, и он мечтает об одном: «умереть в Москве!»

Прихотливой ненужностью, доживая свой век в деревне, стал Василий Васильевич — «Гамлет Щигровского уезда». В нищете и одиночестве доживает последние дни «столбовой дворянин Пантелей Чертопханов», у которого «последние денежки перевелись, последние людишки поразбежались». К типу «заброшенных», «бывших», жалких приживалов принадлежит Фёдор Михеич. «Тоже был помещик,— говорит о нём Радилов,— и богатый, да разорился… А в своё время считался первым по губернии хватом; двух жён от мужей увёз, песельников держал, сам певал и плясал мастерски…» Но всё уже давно пропето и проплясано, и старенький Фёдор Михеич, бывший «первый хват», увеселяет гостей Радилова в роли домашнего шута. Пожизненным приживалом был и Недопюскин, ремеслом забавника «послуживший на своем веку тяжёлой прихоти, заспанной и злобной скуке праздного барства».

Два мира — крестьянский и помещичий — стоят друг против друга в «Записках охотника», и сочувствие автора безраздельно отдано первому из них. Герцен справедливо назвал книгу Тургенева «обвинительным актом крепостничеству» и добавлял: «Никогда ещё внутренняя жизнь помещичьего дома не выставлялась в таком виде на всеобщее посмеяние, ненависть и отвращение». «Записки охотника», по словам Салтыкова-Щедрина, «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды». В этой книге Тургенев поставил самые жгучие национальные вопросы своего времени, выступил как писатель-гражданин и великий художник-новатор. «Записки охотника» открывали читателю новый мир: крестьянскую Русь, народ, достойный иметь человеческие права. В заключительном очерке («Лес и степь») Тургенев развёртывает широкое полотно пейзажа. Этим композиционно как бы замыкалась вся книга. Бодрой молодостью, свежестью чувств овеян и насыщен здесь пейзаж: «Свежо, весело, любо!»; «Как вольно дышит грудь… как крепнет весь человек, охваченный свежим дыханьем весны!»; «Голова томно кружится от избытка благоуханий…»; «Как весело сверкает всё кругом!» Даже в осеннем пейзаже нет здесь мрачности, уныния, грусти, тления. И осенью лес «хорош», и «радостно» мчатся синие волны реки, и запах осенний «подобен запаху вина», и сердце может вдруг задрожать, забиться и «страстно броситься вперёд…» В пейзаже — в заключительном аккорде книги — Тургенев раскрывал жизнеутверждающую правду природы, её неиссякаемую мощь, её неумирающую красоту. Тёплым и мягким светом поэзии освещает он тех, кто стоял ближе к природе: и «романтика» Калиныча, и Касьяна, умеющего «перекликаться» с птицами, и Лукерью, которая слышит, как «крот под землёю роется», и мальчиков у ночного костра на Бежином лугу.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

В первом номере «Современника» за 1847 г., когда журнал только что перешёл от П. А. Плетнёва в руки Н. А. Некрасова и И. И. Панаева, был напечатан очерк Тургенева «Хорь и Кали-ныч», с пометкой после заглавия: «Из записок охотника». Исключительный успех этого очерка побудил Тургенева продолжать серию «охотничьих» рассказов. Позднее в «Современнике» было напечатано ещё двадцать рассказов, а в 1852 г. «Записки охотника» вышли отдельной книгой. «Записки охотника» стали крупнейшим событием не только литературной, но и общественной жизни своего времени. Тургенев дал в них широкую картину народно-крестьянского и помещичьего быта крепостной деревни и усадьбы, с длинной вереницей реалистически и мастерски зарисованных образов крестьян и помещиков на фоне среднерусского пейзажа, входившего существенно важным элементом в композицию почти всех рассказов.

Рассказы не были связаны единством сюжета. Но на протяжении всей книги явно выступало глубокое сочувствие автора к забитому и бесправному народу, убедительное и смелое разоблачение «дикого» барства, всевластного хозяина крепостных «душ».

«Стройным рядом нападений, целым батальным огнём против помещичьего быта» называли «Записки охотника» современники Тургенева. Увольнением цензора Львова за пропуск книги, ссылкой Тургенева ответило правительство Николая I на «опасное» сочинение о русском барине и русском мужике. В секретной бумаге министра народного просвещения сообщалось о книге:

[smszamok]

«Значительная часть помещённых в ней статей имеет решительное направление к унижению помещиков, которые представляются вообще в смешном и карикатурном или, ещё чаще, в предосудительном для их чести виде».

Иными, наделёнными духовной одарённостью и глубокой человечностью были показаны русские крестьяне. Таким образом, отчётливо выступало намерение автора показать моральное превосходство закрепощённого крестьянства над «культурным» и «благородным» рабовладельческим сословием

Умный, хозяйственный, отвоевавший свою независимость от барина Хорь и «мечтатель», «романтик» Калиныч («Хорь и Калиныч»); «странный», «удивительный» карлик-старик, правдоискатель, наделённый тонким чувством понимания красоты в природе, Касьян («Касьян с Красивой Мечи»); даровитый самородок-певец, впечатлительный и страстный, «художник во всех смыслах этого слова» Яшка-Турок, чьё пение в Притынном кабаке с такой лирической и красочной силой описано в «Певцах»; крестьянские ребятишки в ночном у костра, стерегущие табун, коротающие время страшными рассказами и заставляющие автора невольно любоваться их доверчивой любознательностью, мечтательной грустью, смышлёностью, смелой удалью, милой детскостью их простых и наивных душ («Бежин луг»),— вот образы, которые рисовал Тургенев, показывая «золото — сердце народное», таившееся в глубине тёмного крепостного мира.

Но здесь же проходила перед читателем вереница жертв крепостного насилия и удушья. Горько сложилась жизнь мельничихи Арины. У жены помещика Зверкова, «пухлой, чувствительной, слезливой и злей» петербургской барыни, было «положено правило:   замужних  горничных не держать».   Арина же,  любимая горничная,  осмелилась проявить «чёрную неблагодарность» — нарушить «порядок в доме», не «постыдилась» пойти против воли своей госпожи. Она «возмутила» своего барина, помещика Зверкова, тем, что, полюбив, просила позволения  выйти замуж. За такое ослушание она была наказана и сослана в деревню. Её жизнь была разбита. Горемычно доживает свой век «заброшенный» Стёпушка, один из «подданных» господ Шумихиных, ютясь в клети   позади   курятника   летом   и   в   предбаннике   зимой, а в сильные морозы ночуя на сеновале. Всё его жалкое существование— один вечный страх перед голодной смертью  («Малиновая вода»). Какой-то издевательской причудой была вся жизнь Сучка, который по барской капризной воле перебывал во множестве всяких должностей — «казачка», «фалетора», садовника, доезжачего, сапожника, повара, «кофишенка», «ахтёра», буфетчика, кучера. Его зовут Кузьма,   но   барыня   «приказать   изволила», чтобы его звали Антоном. Он не был женат, потому что барыня, будучи сама   старой  девой,  «никому  не  позволяла  жениться», считая женитьбу «баловством». Последняя должность Сучка — «господский рыболов»… на реке, где нет рыбы  («Льгов»).

Безысходную крестьянскую нищету приоткрывает Тургенев в бегло нарисованных, но запоминающихся образах: мужика Власа, безуспешно ходившего к сердитому барину в Москву с просьбой вызволить из горькой нужды («Малиновая вода»), старика Антипа с сыном, разорённых и замученных бурмистром и униженно просивших заступничества у своего барина Пеноч-кина («Бурмистр»), и того задавленного «голодухой» мужика, который срубил в барском лесу дерево и был пойман суровым лесником («Бирюк»).

Глубоким драматизмом проникнут образ Бирюка («Бирюк»)— угрюмого, честного подневольного слуги своих господ. Бирюк сознаёт, что на нём лежит тяжёлое бремя долга. «Справляя» свою должность крепостного лесника, он обязан стеречь барское добро: он не хочет «даром господский хлеб есть», он знает, что «воровать никому не след» и «баловать зоров не приходится». Но вот однажды Бирюк увидел крепостного крестьянина, укравшего дерево в барском лесу. Он поймал «вора» — бедняка-мужика, погибающего с «голодухи». Бирюк должен его наказать, но он хорошо понимает, чем вызвано «воровство», и в глубине души сочувствует «преступнику». В конце концов Бирюк его отпускает. Это вызвало у лесника великую нравственную муку, и сцена, где показан происходящий в душе Бирюка конфликт между чувством долга и чувством высшей правды, полна истинного, волнующего драматизма, корни которого в жестоком укладе крепостных отношений.

Из среды дворовых крестьян, развращённых близостью к барской жизни, и крестьянской «администрации» взяты Тургеневым такие образы, как камердинер Виктор, отвратительный в своём самодовольстве и бессердечии («Свидание»), бурмистр Софрон, «зверь», «пёс», «мошенник беспардонный» — по словам крестьян, и «молодец», «государственный человек» — по оценке его барина Пеночкина. На разорении крестьян, которых он жестоко эксплуатирует, и на обмане помещика, которому он умеет подобострастно льстить, строит Софрон своё благополучие — богатеет, промышляя и «скотом, и дёгтем, и маслом, и пенькой, и чем-чем…» («Бурмистр»).

В замыслы автора «Записок охотника» входило желание показать не только забитость и покорность крепостного крестьянства, но и вспышки его протеста против помещичьего гнёта. Был, например, задуман Тургеневым рассказ «Землеед»— о расправе крестьян с жестоким помещиком. «В этом рассказе,— писал Тургенев,— я передаю совершившийся у нас факт, как крестьяне уморили своего помещика, который ежегодно урезывал у них землю и которого они прозвали за то «землеедом», заставив его скушать фунтов семь хорошего чернозёма». Но тема крестьянского протеста могла остаться, разумеется, только в замыслах автора: рассказа на эту тему не пропустила бы цензура.

Но главная сила удара по крепостному строю сосредоточена  Тургеневым в  изображении  им хо-зяев усадьбы и деревни — помещиков-крепостников. Рисуя их образы, Тургенев иногда бросает как бы мимоходом лишь быстрый, но много говорящий штрих, вкрапливая его в ткань повествования; иногда же он даёт цельное раскрытие образа, поскольку  это позволяют  рамки  небольшого  рассказа. Выразителен образ мелкого помещика Полутыки на, сватающегося за всех богатых невест в губернии и неизменно получающего отказ. Это страстный охотник, поклонник «французской кухни», «тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом…» Каждый день Полутыкин «оттягивает» своего «доброго мужика» Калиныча на охоту, не давая ему возможности вести хозяйство и оплачивая его подневольное сотрудничество гривенником на лапти… «в прошлом году».

Запоминается Зверков, занимавший важное место в Петербурге, слывший человеком «дельным», горделиво убеждённый, что он «знает своё собственное отечество» и народ, и с таким тупым и слепым лицемерием загубивший жизнь несчастной Арины в угоду дикой прихоти своего «ангела» — жены. Подстать им молодой помещик Аркадий Павлович Пеночкин—«мерзавец с тонкими манерами», по характеристике Белинского, едва ли не самый отвратительный из всех «благородных господ» в «Записках охотника». Тургенев даёт ему подробную характеристику. Он, гвардейский офицер в отставке, получил «отличное» воспитание, «отлично и со вкусом» одевается, «удивительно хорошо себя держит», «собою весьма недурён», «мастерски» играет в карты, любит музыку, выписывает французские книги и газеты. Пеночкин «потёрся в высшем обществе» и «дурным обществом решительно брезгует». Свой деревенский дом он содержит «в порядке необыкновенном», задаёт «отличные обеды», ласково принимает гостей. Дом его «построен по плану французского архитектора», «люди одеты по-английски», свою речь он постоянно пересыпает французскими фразами. Пеночкин «считается одним из образованнейших дворян и завиднейшим женихом… губернии»; «дамы от него без ума и в особенности хвалят его манеры». Но когда однажды камердинер Фёдор подал к завтраку ненагретое красное вино, «образованнейший дворянин» Пеночкин «вполголоса и с совершенным самообладанием» проговорил «сквозь свои прекрасные раздушенные усы» вошедшему на его звонок слуге: «Насчёт Фёдора… распорядиться…»

Несчастного Фёдора ожидала порка. И тогда ясно читателю, почему дворовые люди Пеночкина «посматривают… исподлобья», почему, когда крестьяне Шипиловки увидали приехавшего барина, то «тревожное волнение, видимо, распространилось по селу», а мальчишки с воплем убегали в избы и оттуда уже не показывались. И понятно читателю, почему так по сердцу пришёлся Пе-ночкину его «государственный человек»— бурмистр Софрон, у которого всё барское хозяйство было «в отличном порядке» и только «унылы» были лица мужиков.

[/smszamok]

Отталкивающее впечатление производит и помещик Мардарий  Аполлоныч   Стегунов, хлебосол  и   балагур,  низенький, пухленький, лысый старичок с «порядочным брюшком», «двойным подбородком» и «мягкими ручками», владелец пятисот «душ», живущий, «как говорится, в своё удовольствие». «Я человек простой,— говорил   Стегунов  о   себе,— по-сгарому   поступаю.   По-моему: коли барин — так барин, а коли мужик — так мужик…» На деле это значило: «плохих» и «опальных» мужиков можно «не жаловать» и расправляться с ними по барской воле. Что их жалеть? Ведь они, по беспредельно циническому замечанию живущего «в своё удовольствие» Стегунова, «не переводятся… Пло-дущи проклятые». И когда от конюшни, где, по приказу Стегунова,  «шалунишку наказывают…   Васю-буфетчика»,   доносятся звуки «мерных и частых ударов», то Мардарий Аполлоныч с добрейшей улыбкой вторит этим звукам: «Чюки-чюки-чюк! Чюки-чюк! Чюки-чюк!»

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Коснёмся ещё двух произведений, очень важных для понимания эволюции настроений Чехова во второй половине 90-х годов: «Моя жизнь» и «Случай из практики». «Моя жизнь» (1896)—повесть об интеллигенте, ищущем и честном, который увлёкся толстовством и решил жить физическим трудом, считая интеллектуальный труд ненужным и безнравственным. Порвав с семьёй и своим кругом, он идёт по пути «самоусовершенствования», найдя и попутчицу — талантливую, жизнерадостную девушку. Однако очень скоро они убеждаются, что «строят здание на песке». Попытки их подействовать примером на окружающее крестьянство, черпая в свою очередь опыт мудрости из глубины народного быта, приводят лишь к полному непониманию обеих сторон, а позже и к озлоблению. «Опрощение» терпит крах. Они подводят итог: опрощение — нелепость, ибо «если ты работаешь, одеваешься и ешь, как мужик, то ты своим авторитетом как бы узаконяешь эту их тяжёлую, неуклюжую одежду, ужасные избы…

С другой стороны, допустим, что ты работаешь долго, очень долго, всю жизнь, что в конце концов получаются кое-какие практические результаты не… что они могут сделать против таких стихийных сил, как гуртовое невежество, голод, холод, вырождение? — капля в море! Тут нужны другие способы борьбы, сильные, смелые, скорые! Если в самом деле хочешь быть полезен, то выходи из тесного круга обычной деятельности и старайся действовать сразу на  массу!»

Итак, Чехов отбрасывает толстовство и теорию «малых дел». Всё чаще в его творчестве появляются призывы к каким-то иным методам борьбы за изменение жизни. Повесть «Моя жизнь» интересна ещё тем, что здесь автором отражена жизнь русского пролетариата (правда, не индустриального, а ремесленного: маляров, чернорабочих), отражено униженное положение рабочих в обществе. «В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, лёглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки… на почте самый маленький чиновник считал себя вправе обращаться с нами, как с животными… Само собою, ни о каких наших правах не могло быть и речи, и свои заработанные деньги мы должны были всякий раз выпрашивать как милостыню, стоя у чёрного крыльца  без шапок». Вопрос о пролетариате и его великих перспективах обойдён Чеховым. Возможно, это произошло потому, что Чехов писал, всегда тщательно изучив «натуру» — материал своего творчества; но по условиям жизни ему не пришлось войти в непосредственное соприкосновение с бытом индустриальных рабочих. Однако стремления вскрыть основные противоречия эпохи побудили Чехова обратить внимание на капитализм в его наиболее характерном проявлении — крупной индустрии. Этой теме посвящен рассказ «Случай из практики» (1898).

Чехов называет здесь капитализм «диаволом с багровыми глазами», который «владеет рабочими и хозяевами и обманывает тех и других». Правильно отметив гибельное действие капитализма на рабочих и владельцев, Чехов верит в утопию, будто это «недоразумение» всё же разрешится: сами капиталисты придут к пониманию нелепости капиталистической системы и «уйдут»; и тогда «хорошая будет жизнь лет через 50».

Жизнь в деревне убога материально и духовно. Постоянное недоедание грозит ей полным вырождением; огромна в ней детская смертность, к которой уже равнодушны родители: даже пищи, самой дешёвой и грубой, у них не хватает. Правительство безжалостно выколачивает недоимки, а его представители в деревне относятся к крестьянству с глубоким презрением. Невежество,- жестокость, особенно по отношению к женщинам, детям, пьянство, разврат, попрошайничество как черта рабства и следствие нищеты _ таковы черты, характеризующие русскую деревню у Чехова. Повесть «Мужики» была двойным ударом: по толстовству, с его призывом «опроститься» до мужика «и учиться у него, и по остаткам народничества, с его идеализацией мелкособственнического крестьянства. Расслоение деревни писателем показано мало, но общая картина крестьянской жизни нарисована ярко и сильно. «В овраге» (1900)—повесть о кулацкой семье. Жизнь кулаков изображена Чеховым в ряде произведений («Бабы», «Холодная кровь», «Кулацкое гнездо»), но повесть «В овраге» является наилучшей из них по полноте и завершённости. Всё внешнее благопристойно и мирно в доме Цыбукина, сельского кулака. Жена его даже занимается благотворительностью, подкармливая нищих и странниц: «Милостыня её действовала в эти тягостные туманные дни, как предохранительный клапан в машине». Но внутри семьи кипит напряжённая, деятельная жизнь хищников. Цы-букин имеет официально бакалейную лавку, но тайно ведёт торговлю водкой, принимает в заклад вещи, даже краденые, занимается ростовщичеством, спекулирует хлебом, лесом. Вся округа в его руках. В результате его деятельности «в грязи валялись фабричные, одурманенные плохой водкой, и грех, казалось, сгустившись, уже туманом стоял в воздухе».

Душа этого кулацкого гнезда — невестка старика, Аксинья, красивая, энергичная женщина, но безжалостная, как «гадюка». В своём яростном стремлении к обогащению она подавляет всех окружающих, поражая жестокостью даже хищника Цыбукина, выгнанного ею под старость из его собственного дома. Она убивает маленького ребёнка, возможного сонаследника, обварив его кипятком, и становится во главе «дела», расширяя и укрепляя его. Позже она — уже крупная землевладелица, пользующаяся опасливым почтением к ней окружающих, как к сильному хищнику.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В одном из писем Чехов сознаётся, что толстовская философия с её теорией непротивления владела им лет шесть-семь. Однако уже в начале 90-х годов Чехов не только бесповоротно порывает с толстовством, но и решительно осуждает его. Особенно сильное выражение это нашло в повести «Палата № 6» (1892). Герой «Палаты № 6», доктор Рагин, проповедует толстовское успокоение в_ самом себе и самоусовершенствование. Сам он человек чрезвычайно мягкий и деликатный, но, благодаря его мягкости и пассивному отношению к социальному злу, в больнице, которой он заведует, творятся преступления: больных морят голодом, заражают болезнями, избивают; особенно ужасно положение душевнобольных, заключённых в палате № 6.

Больной палаты № 6 Иван Дмитрич выступает критиком теории непротивления, «неделания», называет её «не философией», а ленью, факирством, сонной одурью. К чему приводит Рагина вера в нравственное усовершенствование и непротивление? Он на собственном опыте убеждается, что внутренней свободы для человека не может быть без свободы внешней’ Попав за решётку палаты № б уже в качестве больного, жестоко избитый сторожем, Рагин постигает нелепость своей теории непротивления. В отчаянии он хватается руками за решётку и трясёт её, но решётка не поддаётся-Рагин умирает от разрыва сердца. «Палата № б» прогремела на всю Россию. В. И. Ленин, прочитав её в юности, был потрясён, так как чеховская «Палата № 6» напоминала Россию с её мрачным тюремным режимом. В воспоминаниях А. И. Елизарова пишет: «Остался у меня в памяти разговор с Володей о появившейся в ту зиму в одном из журналов новой повести А. Чехова «Палата ЛГ» 6» Говоря о талантливости этого рассказа, о сильном впечатлении, произведённом им —  Володя вообще любил Чехова, — он определил всего лучше это впечатление следующими словами: — Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в «Палате № 6».

Чехов порвал с толстовством во имя прогресса и культуры. Он писал потом: «Расчётливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и воздержании от мяса». Та же идея осуждения толстовства звучит и в рассказе «Крыжовник» (1898). Центральная фигура рассказа—чиновник Чимша-Гималайский. Он всю жизнь жил одной мечтой — купить усадьбу, где он мог бы развести свой крыжовник. Мечта эта осуществилась. Но во что превращается Чимша-Гималайский? Обладание собственностью перерождает этого маленького чиновника, сына солдата. Он, теперь уже землевладелец, помещик, начинает барственно рассуждать о необходимости телесных наказаний для крестьян. Он целиком уходит в мир хозяйственных забот об усадьбе и постепенно превращается в тупого, самодовольного обывателя, равнодушного ко всяким духовным и общественным интересам.

Это равнодушие сытых к голодным, мрачными красками изображённое в произведении, даёт повод автору снова страстно обрушиться на толстовство. Оно обрекало людей на замкнутость, эгоизм. Человеку нужно не это, нет! «Человеку нужно не три аршина земли; не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа». Задача и обязанность человека — не пассивный уход в мир своего я, а борьба с общественным злом, движение вперёд, жизнь во имя общественных интересов. Такова идея  рассказа «Крыжовник», Чехов не мог обойти ещё одной распространённой теории 80—90-х годов — теории «малых дел».

«Наше время — не время великих задач!» — звучало в настроении эпохи. Основной задачей интеллигенции провозглашалось в это время выполнение скромного, маленького дела для народа, завоевание для него хотя бы некоторой культуры и прежде всего — грамотности.

Чехов глубоко верил в прогресс, ему казалось, что будничная работа «культурников» когда-то, через много лет, принесёт необходимые плоды Но и эту теорию «малых дел» он отбрасывает. Герой его рассказа «Дом с мезонином» (1896), художник, полемизируя с «культурницей» Лидой, последовательно отвергает нужность всех «малых дел», ибо, с его точки зрения, масса сил в этом случае уходит на вредное дело — на починку негодной в целом государственной системы самодержавной России.

(6голосов, средний: 3,67 out of 5)

Загрузка...

Я люблю природу. Особенно люблю птиц. Мастерю для них птичьи домики и кормушки, чтобы поддержать пернатых в трудную зимнюю пору. Прочитал я в журнале  статью кандидата архитектуры и сделал птичью кормушку. Стоит она на садовом участке, недалеко от дороги. Кормятся здесь десятки синиц, дятел, два запоздалых скворца и, конечно, воробьи. Кормушка закреплена на тросах-растяжках. Все сооружение — от земли до кончика флюгера на центральном куполе — шесть метров. Кормушка восьмигранная. Крыша держится на брусках и обнесена трехмиллиметровыми стальными прутиками с наклоном вниз под углом в 20 градусов. Расстояние между прутиками — до четырех сантиметров, чтобы голубям и галкам не пробраться. Для них стоит отдельный столик. От снега кормушку защищают стекла, вставленные через грань. Одна стенка открыта. Над кормушкой подвешено на легких цепочках широкое (15 см) с отверстиями (40 мм) кольцо — срез с фанерного бочонка. Внутри кольца, в деревянной миске и на крючочках, подвешенных к кольцу,— корм для синиц. Кольцо вращается, покачивается от ветра. Воробьи этого боятся. Площадь самой кормушки не больше метра, крыша — два с половиной метра. Кормушка врублена в толстый фанерный столик, который держится на столбе в рост человека.

Барабаны главок-куполов вставляются в конек бочек, барабаны и кокошники покрыты мелким орнаментом, низ крыши отделан орнаментом-гармошкой. Чтобы защитить купола от воздействия влаги и снега, я раза три протирал их олифой, смешанной с мелким   строительным   песком. Материалом для кормушки послужили дощечки от тарных досок, старый буфет и другие отходы со свалки, Использован и пенопласт. «Лемешинки» для кормушки (кроме четырех маленьких главок) сделаны из  дощечек     и   пенопласта.

У меня живут волнистые попугайчики. Летом л выношу клетки в сад. Как-то утром и обнаружил, что две клетки открыты, а их обитатели порхают с ветки на ветку. Какой злоумышленник их выпустил? Стал наблюдать. И вот в окно я увидел такую   картину.    К   одной   из клеток подлетел дятел, устроился у дверцы и отщелкнул своим длинным носом крючок. Дверца открылась. Попугайчики испуганно забились в угол и не рвались на  волю.   Тогда дятел  залетел с противоположной стороны и начал стучать клювом по клетке. Так вот кто был этот таинственный освободитель!

(Еще не оценили)

Загрузка...

«Сестра Керри» — первое крупное произведение классика американской литературы Теодора Драйзера. Это одно из наиболее реалистичных его произведений. Все основные персонажи романа воспроизведены Драйзером на редкость точно. Что можно сказать о героине романа? Никакой другой образ не таит в себе столько загадок, как образ Керри. Она — жертва общества, в котором существует. Счастлива ли она? Что отличает Керри, которая добилась признания зрителей и спокойной жизни, от той юной девушки, впервые покинувшей свой городок, чтобы попытать счастья в Чикаго?

В свои восемнадцать лет она полна радужных надежд. Но как только Керри пытается начать самостоятельную жизнь, начинаются разочарования: устроиться на работу очень трудно. В конце концов Керри нанялась на фабрику. Она «…превратилась в сплошную массу наболевших мышц…». И лить встреча с Друэ, «типичным коммивояжером крупного торгового дома», открывает перед ней другой мир. Он стал единственной надеждой на что-то светлое. Молодой человек держится с ней как друг. Друэ ничего от нее не требует.

Мир тоски, страданий, нужды вынести было невозможно, и это подтолкнуло ее стать любовницей «светского щеголя». Девушка разрешает снять для нее квартиру. Так, шаг за шагом, происходит «падение» героини. Ведь настоящей любви к Друэ Керри не испытывает.

Вторая связь также оказалась непрочной. Когда Герствуд и Керри оказались вместе, его любовь к женщине, ради которой он столь многим пожертвовал, стала быстро гаснуть. Любовь же героини к нему с самого начала едва теплилась. Это чувство не выдержало борьбы за существование. Да, Керри сумела уберечь себя от горькой участи Герствуда. И даже завоевала успех. Но не за счет ли близкого человека? Ведь она видит, как беспомощен Герствуд, и все же обрекает его на одиночество. Трагично не только все случившееся с Герствудом. Не менее грустна судьба Керри, почувствовавшей, что ее работада-лека от истинного творчества. В реальной жизни главная героиня лишена действительно больших человеческих чувств: любви, понимания. В конце романа она так и не познала счастья творческого труда. Несмотря на видимость удачи, Керри не ближе подошла к счастливому концу, чем Герствуд.

В моей душе останутся слова заключительного монолога писателя, обращенного к Керри: «В своей качалке у окна ты будешь мечтать о таком счастье, какого тебе никогда не изведать!»

(Еще не оценили)

Загрузка...

Что есть истина! Истина объективная. Философ. Ты, возможно, знаешь картину художника Ге «Что есть истина», которая выставлена в Ленинграде в Русском музее? Понтий Пилат задает Христу вечный вопрос об истине Интересно услышать, как бы ты ответил на этот вопрос? Собеседник, В общем, истина — это то, что верно. Философ. Вот и с точки зрения Понтия Пилата правильно и истинно все, что ему удобно, что его устраивает, что ему нравится. Однако в таком случае получается, что истина лишается значения объективности и, перестав быть предметом научного исследования, целиком отдается на вкус отдельных людей, Но единых вкусов у всех не бывает, поэтому выходит, что нет единой истины для всего человечества.

Собеседник. Но ведь это не так!

Философ. Конечно. Тут, как и в других случаях, о которых мы с тобой уже говорили, существуют два противоположных подхода:

[smszamok]

объективный, строго научный и субъективистский, лишенный научности. Попробуем разобрать каждый из них в отдельности. Наши ощущения, представления и понятия отражают внешний мир и его предметы, а потому и соответствуют им, совпадают с ними. Другими словами, они имеют объективное содержание и не зависят от наших вкусов и привычек, настроений и желаний. Может быть, нам бы и хотелось, чтобы это море было другого цвета, а вода в нем — другого вкуса и запаха. Однако образ моря не зависит от нашего желания, а зависит от свойств, присущих самому объекту, существующему вне, независимо от нас. Это истина, причем добавлю,, объективная истина, поскольку она не зависит от нас самих.

Собеседник. Значит, если бы объективной истины не было или же ее невозможно было установить, наши знания были бы субъективны. Тогда чем же мотивируют субъективисты свое отрицание объективной истины?

Философ. Видишь ли, истина, как и все в мире, способна изменяться и развиваться. В науке это мы видим, когда от одной теории, более упрощенной и грубой.

мы переходим к более совершенной. Обе эти теории содержат в себе долю объективной истины, причем первая — меньшую вторая — большую. Субъективист же отрицает такое их соотношение. Он заявляет, что мы пользуемся научными теориями ради удобства как якобы инструментов познания. Это и есть махизм — путаные субъективный идеализм, и махист всерьез утверждает, будто научные понятия, теории, законы являются «рабочими гипотезами», придуманными в целях удобства обращения с фактами. А когда они перестают помогать нам, мы их отбрасываем, поступая согласно принципу: «Я тебя породил, я тебя и убью!».

Собеседник. В таком случае все очень уж просто получается. Но разве можно вообще в какой бы то ни было форме вводить в науку соображения удобства? Это же чистейший вздор.

Философ. И все же… Понимаешь, признаком махизма является не признание удобства само по себе, а распространение принципа удобства на всю теорию познания. Махисты полагали, что вопрос тут чисто теоретико-познавательный: имеют ли наши теории и понятия объективное значение или нет. Последовательные материалисты отвечают категорически: «имеют», а субъективные идеалисты и агностики столь же определенно заявляют: «не имеют». В такой и только в такой плоскости стоит вопрос о понятии «удобства» в науке.

Собеседник, Понимаю. Надо и здесь, прежде всего, подходить с позиций основного вопроса всей философии и прежде всего его второй стороны.

Философ. Но, к сожалению, вот что бывает, когда игнорируется основной вопрос всей философии. Например, теоретиками была в свое время предложена теория резонанса. Ее авторы с самого начала разъяснили, что она вводится только ради удобства энергетических расчетов и не претендует на то, чтобы отразить действительное строение молекул. И вот некоторые ее критики, услышав слово «удобство», вспомнили, что этим словом оперировали махисты, и объявили теорию резонанса махистской. В таком случае махистскими следовало бы назвать все вообще удобные приемы вычислений и расчетов, все удобные приборы, конструкции и установки, а для того, чтобы тебя не обвинили в махизме, следовало бы пользоваться чем-то заведомо неудобным, например, неудобной одеждой или мебелью. Все это явилось бы результатом того, что одиозным признавалось бы самое слово «удобство», а не ошибочное включение соображения удобства в теорию познания.

Есть другой пример того, как субъективисты-махисты толковали химические понясти предыдущую, они отличаются лишь размерами. В науке полно, глубоко раскрывается какая-либо черта предмета или явления. И каждая новая ступень познания расширяет и обогащает наше знание об этом предмете. Ничего не мешает нам двигаться вглубь. Но все равно до конца дойти мы не сможем, как нельзя сосчитать бесконечное. Каждый шаг вглубь предмета прибавляет все новые и новые зерна истины, но исчерпать полностью этот предмет и составить о нем абсолютно законченное знание все же невозможно, поскольку он неисчерпаем.

Собеседник. Я попробую, как химик, подобрать иллюстрацию к этим словам из истории учения о веществе. Не знаю только, подойдет ли она?

В начале XIX века в химию вошло понятие атома с его атомным весом. Не правда ли, это была относительная истина, но она содержала в себе очень важное зерно абсолютной истины, что химическое вещество имеет прерывистый, зернистый, или, как говорят, дискретный характер, В рамках атомного учения накапливались постепенно все новые и новые зерна абсолютной истины, пока, наконец, на рубеже XIX и XX веков наука буквально ворвалась в глубь атома и раскрыла его внутреннее строение. Новым крупным моментом, ступенью абсолютной истины стало открытие электрона, то есть дискретной частицы отрицательного электричества. Затем последовало открытие атомного ядра и его составных частей, протонов и нейтронов, и это тоже прибавило все новые и новые зерна абсолютной истины в учение о строении вещества. Накопление дальнейших зерен все той же абсолютной истины продолжается неуклонно и в наше время, так что мы и сегодня присутствуем при безостановочном процессе образования абсолютной истины из бесчисленного ряда относительных истин. Отсюда следует все-таки, что абсолютных истин в их полном завершенном виде вообще не существует.

Философ. Естественно. Как и все на свете, истина, то есть отображение действительности в нашем мозгу, способна двигаться и развиваться. Но тут надо оговориться, что существуют истины весьма простые, элементарные. Например, общеизвестно историческое событие: Наполеон умер 5 мая 182! г. Здесь не говорится о причинах его смерти, ни о чем самом, не деется никаких оценок, а просто отмечается факт, дата его смерти. Ничто не может изменить этого факта. Значит, это абсолютная истина, не способная к какому-либо изменению по причине именно ее предельной простоты. Такой же абсолютной истиной может быть географическое утверждение, например: «Астрахань находится в низовьях Волги». Ты и сам можешь сколько угодно припомнить таких абсолютных истин.

Собеседник. У Чехова есть герой, который изрекает только банальные истины: «Волга впадает в Каспийское море», «лошади кушают овес и сено» и т. д. Значит абсолютными, то есть завершенными истинами являются только такие банальные вещи?

Философ. Да, именно, по причине неподвижности.

Собеседник. А как понимают изменчивость истины субъективные идеалисты. Признают ли они ее?

Философ. Рассуждения их весьма примитивны и неверны: если то, что принималось раньше за абсолютную истину в науке, оказалось теперь на деле истиной относительной, то махисты, например, отсюда; делают вывод, что вообще ничего абсолютного в наших прежних знаниях не было и нет, а потому их надо просто отбрасывать и заменять другими, столь же относительными. Такие взгляды именуются «чистым», или философским, релятивизмом— от слова «релятивный», что значит «относительный». Диалектический материализм признает относительность, но в единстве с абсолютным, зерна которого содержит в себе всякое относительное, неполное знание. Напротив, «чистый» релятивист признает только релятивное и отрицает всякую его связь с абсолютным.

Собеседник. Интересно бы узнать, а как с этих позиций понимается история науки, история научного знания?

Философ. О ней они говорят как о груде следовавших одна за другой отброшенных относительных истин, не содержащих в себе зерен абсолютного, то есть объективного знания, Подобно тому, как если бы строился дом и в процессе строительства все, что было выстроено раньше, отбрасывалось, а строительство начиналось бы заново.

Напротив, действительное развитие науки предполагает на основе достигнутой ранее относительной истины возведение, скажем, фундамента или первого этажа здания науки, только затем начинается научная революция. Она состоит в том, что коренным образом ломаются, перестраиваются, но не отбрасываются (как полагают релятивисты) старые воззрения. При этом сохраняется все накопленное прежде — зерна абсолютной истины. К ним прибавляются новые факты той же абсолютной истины, и продолжается дальше работа. Следовательно, строительство не прерывается, а возводится этаж за этажом. Короче говоря, история науки показывает нам преемственность в развитии научных идей и открытий, но отнюдь не их катастрофические разрывы, как утверждают релятивисты.

Собеседник. Правильно ли я понял, что с точки зрения релятивиста не может быть истории науки и даже вообще настоящей науки?

Философ. Совершенно верно. Когда на рубеже XIX и XX веков началась «новейшая резолюция в естествознании», как ее назвал В. И. Ленин, некоторые махисты с легкостью объявили это крахом, крушением, уничтожением науки: ведь выяснилось, что атомы, которые считались до тех пор неделимыми, оказались делимыми, вроде бы неизменная масса тел оказалась изменчивой. Между тем в действительности были устранены тогда только устарелые положения относительной истины и полностью сохранены все зерна абсолютной истины, уже найденные ранее и заключенные в установленных прежде относительных истинах. Видишь ли, резолюция в науке выполняет двоякую роль: она ломает в корне то, что устарело и оказалось неправильным, не соответствующим действительности, и сохраняет все, что в качестве зерен абсолютной истины было накоплено ранее с тем, чтобы на этой основе продолжать дальнейшее развитие научного знания. Так и движется вперед всякая настоящая наука.

Беседа 15 (Вечерняя) Истина как движение от субъекта к объекту. Истина и заблуждение

Собеседник. Пока мы отдыхали, я думал о том, что услышал об истине. Выходит, что для ее понимания очень важно помнить об ее изменчивости, ее движении, а значит, и диалектике.

Философ. Если ты это понял, то у тебя в руках ключ к разгадке самых сложных и трудных вопросов теории познания, проблем марксистско-ленинской теории отражения. Истину как отражение действительности в нашей голове могут признавать и метафизики, но это отражение они понимают как застывшее, неподвижное, раз и навсегда данное. Диалектика же самого процесса познания, как мы говорили, раскрывает и доказывает то, что истина есть процесс, движение от субъекта к объекту, то есть от человека, который только начинает познавать мир, ко все более полному и точному познанию этого мира.

Собеседник. От субъекта к объекту?

Философ. Конечно. Вот мы с тобой говорили о механизме познания. В начале всякого познания стоят наши ощущения, Это мостик между нашими органами чувств и энергией внешнего раздражения, которую мы получаем от предметов внешнего мира. В ощущениях содержится весь материал, необходимый для правильного отображения внешнего мира в нашем мозгу. А сами ощущения уже являются первичной, далеко еще не полной формой отражения этого мира. Они суть его образ, но образ, еще содержащий субъективную окраску, порожденную тем, что он возникает на первых порах лишь в наших органах чувств. Поэтому можно сказать, что наши ощущения суть субъективный образ объективного мира.

Собеседник. А что же помогает познанию в этом его движении к истине?

Философ. Ты мог бы сам догадаться об этом: это человеческая практика. Именно она помогает уточнить познанную ранее относительную истину и привести во все большее соответствие с внешним миром. Вот почему говорят, что практика есть критерий истины. Если то или иное положение подтвердилось на практике, иначе говоря, прошло проверку практикой, то оно тем самым поднято на уровень объективной истины и обнаружило з себе зерна абсолютной истины. И тогда оно входит в золотой фонд научного знания. Если же, напротив, это положение пришло в противоречие с действительностью, с данными практики, оно как неправильно? устраняется из науки. Вот почему также глубоко верно более полное выражение, гласящее, что познание, двигаясь от субъекта к объекту, проходит проверку через практику и в результате приходит к объективной истине.

Собеседник. Нельзя ли потому считать, что практика играет роль третьей ступени познания после чувственного познания и теоретического мышления?

Философ. Мы уже говорили, что роль практики значительно шире, и она охватывает собою и то, что движет познанием человека, и те результаты познания, где они находят свое применение. Впрочем, на вопрос о том, какую роль играет практика в процессе познания истины, в таком случае можно сказать, что она следует как решающее звено за первыми двумя ступенями познания. Так, Ленин в «Философских тетрадях» писал: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности».

Собеседник. Но если практика проверяет и подтверждает истину, то нельзя ли с ее помощью избежать вообще заблуждений?

Философ. Вопрос гораздо сложнее, чем это, кажется. Ты все еще, очевидно, не можешь отвыкнуть от неверной мысли, что истина есть что-то законченное, раз и навсегда данное, хотя ты уже знаешь, что ома есть процесс, движение. Но ведь движение бывает разног.

Собеседник. Ну, конечно. Без нее они засохнут и погибнут.

[/smszamok]
Философ, И это, несомненно, истина: без воды растения гибнут. Думать иначе будет заблуждением. Ну, а теперь представь себе, что ты из усердия будешь поливать свои цветы с утра до вечера. Через короткое время они у тебя загниют. Выходит, таким образом, что твоя истина превратилась в твое же заблуждение: спасая цветы от засухи, ты их погубил избытком влаги. Это как раз пример того, что нет истины вообще пригодной на все случаи жизни, истины отвлеченной, или, как говорят, абстрактной. Истина зависит, прежде всего, от условий, применительно к которым ты рассматриваешь то или иное явление или свое действие. И то, что может быть правильным, истинным в одних условиях, в других, изменившихся условиях, становится неправильным, не истинным, то есть заблуждением. Истину и заблуждения нельзя просто противопоставлять друг другу, а надо видеть, как при изменившихся условиях одно может переходить в другое. Значит, и здесь мы должны помнить о движении.

(1голосов, средний: 2,00 out of 5)

Загрузка...

«Вишневый сад»… Невозможно найти человека, который не знал бы этой пьесы Антона Павловича Чехова. Есть что-то удивительно трогательное в самом звучании этих слов — «вишневый сад». Это лебединая песня писателя, последнее «прости» миру, который мог бы быть человечнее, милосерднее, красивее. «Комедия в четырех действиях». Вспоминаются разговоры на уроке о том, что Чехов настойчиво рекомендовал ставить «Вишневый сад» именно как лирическую комедию. Ну что ж, попробуем увидеть в чеховской пьесе комедию, не забывая, однако же, о лиризме, неотъемлемом качестве Чехова-художника. «Уже май, цветут вишневые деревья», мы в имении, «прекрасней которого нет на свете». Сад «весь белый».

Картина потрясающая! И чудится, что ангелы небесные никогда не покинут этот райский уголок. Разве возможны в этом божественном месте

[smszamok]

страдания людские? Здесь самый черствый, бездушный человек должен стать поэтом, преисполниться самых возвышенных чувств. Впрочем, не будем торопиться с выводами. Посмотрим на эту картину внимательнее. Чехов, проникновенный лирик, дает нам возможность взглянуть на сад со стороны, да еще на фоне заходящего солнца. И что же мы видим? «Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка… большие камни, когда-то бывшие… могильными плитами…» Что-то ущербное есть в этом пейзаже. И, конечно же, «ряд телефонных столбов» и видный сквозь ветки «большой город» вряд ли могут оживить его. На этом фоне — комедия? Возможно ли?

Первые страницы пьесы наполнены тревогой ожидания. Ждут хозяйку имения, Любовь Андреевну Раневскую, возвращающуюся из Парижа. И причину приезда едва ли можно назвать веселой: из-за отсутствия средств с молотка продается имение. То самое имение, в котором прошло ее детство, где «счастье просыпалось» с ней каждое утро, где «длинная аллея» блестит в лунной ночи! Каждый предмет здесь необычайно дорог ей. Она не может без слез видеть детскую. И «столик» и «шкафчик» приводят ее в умиление. Нет, попытка поцеловать шкаф еще не делает пьесу комедией. И даже напыщенные фразы типа «дорогой, многоуважаемый шкаф…» не основание для подобного утверждения. Что же тогда? «Белая жилетка и желтые башмаки» Лопахина? Или книга в его руке, в которой он «ничего не понял»? Или то, что муж Раневской «умер от шампанского»? А может, Гаев, обожающий только «бильярд и леденцы», по-настоящему смешон? А Елиходов, «развитой человек», как он сам себя характеризует, читающий «разные замечательные книги», страдающий от невозможности дать ответ на почти гамлетовский вопрос: жить ему или застрелиться, — разве не смешон? А Дуняша, «нежная», «такая деликатная», что аж дух захватывает?

И наконец-то подлинная находка — Яша. Уже в том, как он деликатно идет через сцену, как задает вопрос («Тут можно пройти-с»?), чувствуется откровенная авторская издевка. Впрочем, Яша не столько смешон, сколько страшен. «Могла бы и завтра прийти?» — это он говорит о матери, пришедшей навестить его после пятилетней разлуки. А с Фирсом он и вовсе не церемонится: «Хоть бы ты поскорей подох». И вряд ли прав Фирс, называющий его недотепой. Это слово явно не исчерпывает Яшиной подлой, лакейской душонки. Сейчас он с восторгом глядит на Раневскую: может, возьмет в Париж? Глядит на Лопахина: может, возьмет на службу? Его взоры устремлены туда, где власть и деньги. Его время еще не пришло. Пока он только курит отвратительные сигары, пьет хозяйское шампанское да «девок щупает». Он прост — в этом его сила. Он всем нужен: и Раневской, и Лопахину. Возможно, и Пете понадобится, которому как холоп всегда нужен, даже если противен. И еще: от него пахнет селедкой. Не знаю почему, но сразу вспоминается

Шариков из «Собачьего сердца». И становится совсем не смешно. Даже как-то грустно.

Неоднократно доводилось слышать, что Чехов, не разделяя революционных взглядов и убеждений, все свои надежды связывал с интеллигенцией. Значит, стоит повнимательней присмотреться к Пете Трофимову. Ох, как не хочется повторять шаблонные фразы о Петиных достоинствах! «Вся Россия — наш сад». Звучит красиво. Яо, если вдуматься, кто произносит эти слова? Недоучка, демагог, фразер. Трескучие фразы о «высшей правде», «высшем счастье», о «яркой звезде», которая горит там, вдали, не имеют абсолютно ничего общего с реальной жизнью. Петя — «смешной чудак, урод… облезлый барин».

Много пролито слез. Много горьких слов сказано о необходимости расстаться с садом. Уже «раздается глухой-стук топора по дереву». А Чехов не хочет грустить. «Здравствуй, новая жизнь!» — провозглашает он. Значит, перед нами действительно комедия, хотя совершенно необычная, лирическая. В Чехове всегда жил поэт. Чехов-драматург не только не утратил этого качества, но, наоборот, приоткрыл нам совершенно новую грань своего поэтического дара. Его пьесы так полны жизни, что их нельзя было «играть». Ими можно было только «жить». Для Чехова чрезвычайно важно все: и пейзаж, удивительно красивый, ранящий душу, и ремарки, в изобилии рассыпанные в пьесе (особенно часто глаз натыкается на слово «пауза» — и это не пустое слово: ведь мы живем не только словами, но и чувствами, скрытыми в глубине души, в самих потаенных ее уголках), звуковые эффекты: звуки свирели (именно под эту нелепую музыку Петя произносит: «Солнышко мое! Весна моя!»), гитары («Ужасно поют эти люди», наверное поэтому Шарлотте так мучительно одиноко), звук лопнувшей струны, от которого обрывается сердце, и даже бормотание Фирса, создающее своеобразный фон пьесы.

Поразительная простота сюжета, отсутствие внешних эффектов, отказ от сценических штампов — все это удивительно сочетается со значительностью темы и при этом очень тонко, ненавязчиво переводит повествование в лирический план.

Бели вернуться к вопросу о жанре, то можно согласиться, что перед нами лирическая комедия. Лирическая не только по эмоциональной насыщенности и выразительности в передаче переживаний персонажей, но и по ясной ощутимости голоса самого автора, его печали и гнева, скорбной усмешки и бодрой веры в будущее родины, которую он хотел бы увидеть в образе нового, цветущего вишневого сада, лучше и прекраснее разрушенного.

[/smszamok]

И все же опыт современных режиссерских трактовок и всяческих театральных экспериментов (достаточно вспомнить постановку Л. Трушкина) красноречиво свидетельствует, что не все ясно и для нас, что гениальное творение неисчерпаемо, что сценические воплощения «Вишневого сада» — задача вечная, как постановка «Гамлета», например, и что новые поколения режиссеров и зрителей будут искать свои ключи к этой пьесе, столь совершенной, талантливой и глубокой.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Премьера пьесы «Вишневый сад» состоялась 17января 1904 года на сцене Художественного театра. Пьеса рождалась долго и мучительно. Причин тому было множество: тяжелая болезнь самого писателя, внезапное длительное нездоровье его жены, бытовые неурядицы, связанные с обустройством в ялтинском доме. Но главное заключалось в муках творческих. Вскоре после премьеры «Трех сестер» Чехов пишет из Ялты О. Л. Киюгаер: «Следующая пьеса, которую я напишу, будет непременно смешная, очень смешная, по крайней мере, по замыслу», И в другом письме к жене: *… на меня находит сильнейшее желание написать для Художественного театра 4-актовый водевиль или комедию».

Реакция после прочтения пьесы в его любимом театре была для него неожиданной. К. С. Станиславский написал

[smszamok]

Чехову подробное письмо. «Это не комедия, не фарс… — заключает он, — это трагедия… Я плакал, как женщина, хотел, но не смог сдержаться…» О слезах при прочтении пьесы пишут Чехову и актеры театра. Удивленный и огорченный такой реакцией драматург приезжает в Москву на репетицию и остается крайне неудовлетворен и подбором исполнителей, и трактовкой пьесы. Только через год Немирович-Данченко поймет причины неудовлетворенности драматурга: «… Чехов оттачивал свой реализм до символа, а уловить эту нежную ткань произведения Чехова театру не удавалось; может быть, театр брал ее слишком грубыми руками…»

Характеризуя представителей дворян, Горький писал: «… слезоточивая Раневская и другие бывшие хозяева «Вишневого сада» — эгоистичные, как дети, и дряблые, как старики. Они опоздали вовремя умереть и ноют, ничего не видя вокруг себя, ничего не понимая, — паразиты, лишенные сил снова присосаться к жизни». Комичным и духовно ограниченным выведен и Си-меонов-Пищик. Животные повадки его переданы одним эпизодом: он все пилюли Раневской высыпает в рот и проглатывает их. Однажды он съел полведра огурцов. Во время рассказа Пищик начинает храпеть. Расстройство дел по имению не приводит его в уныние — он остается жизнерадостным. Пищик показан беспринципным приобретателем, которому чужды национальные интересы. Он продал свою землю, на которой нашли белую глину, англичанам и с восторгом рассказывает об этой продаже. Образы дворян-помещиков раскрыты Чеховым посредством глубокого психологического анализа. Полнота их обрисовки достигнута такой расстановкой персонажей, при которой слуги как бы повторяют собой господ.

Горничная Дуняша говорит своему возлюбленному, лакею Яше: «Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые, как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь. Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю, что будет с моими нервами». Дуняша — пародия на «белые фигуры с тонкими талиями» и «тонкими», «благородными», хрупкими нервами, — фигуры, которые давно отжили свое время. Она бредит тем же самым, чем бредили когда-то они, — свиданиями при луне, нежными романами. Такое же пародийно-отражающее значение имеют в пьесе фигуры фокусницы-эксцентрика Шарлотты, конторщика Епиходова, лакея Яши. Именно в этих образах-карикатурах на «господ» с совершенною ясностью отражается полная призрачность, шутовская несерьезность всей жизни Гаевых и Раневских.

В одинокой, нелепой, ненужной судьбе приживалки Шарлотты Ивановны есть сходство с нелепой, ненужной судьбой Раневской. Обе они относятся сами к себе как к чему-то непонятно-ненужному, странному, и той и другой жизнь представляется туманной, неясной, какой-то «призрачной».

От «призрачной» жизни, в которой только, «кажется, что мы существуем», Шарлотта уходит в еще более призрачный, издевающийся над логикой мир эксцентрики. В .этом уходе от реальности — и ее утешение, и вся ее жизнь. Раневская тоже «не понимает своей жизни», как и Шарлотта, и ей тоже «не с кем поговорить». Она жалуется Пете Трофимову словами Шарлотты: «Вы видите, где правда и где неправда, а я точно потеряла зрение… Мне одной в тишине страшно…» Замечательна шутовская фигура Епиходова. Со своими «двадцатью двумя несчастьями» он тоже представляет собою карикатуру — и на Гаева, и на помещика Симе-онова-Пищика. Епиходов — «недотепа», употребляя любимое выражение-присловье старика Фирса, лакея Гаева. Один из современников Чехова правильно указывал, что «Вишневый сад» — это «пьеса о недотепах». Епиходов сосредоточивает в себе эту тему пьесы. Он — душа всякого «недотепства».

Ведь у Гаева и Симеонова-Пищика тоже постоянные «двадцать два несчастья»; как и у Епиходова, у них ничего не выходит из всех их намерений, их на каждом шагу преследуют комические неудачи. Фигура Епиходова подчеркивает несерьезность, недраматичность этих несчастий, их фарсовую сущность.

Художественной особенностью творчества Чехова является новый подход к теме маленького человека; пристальный взгляд на окружающую жизнь, умение в мелочах увидеть большое и главное. Все творчество Чехова пронизано борьбой с пошлостью и призывом к духовному освобождению человека; Чехов очень объективен, его голос в произведениях скрыт, незаметен; авторская недоговоренность и сдержанность действуют на читателя сильнее громких слов. Чехов мастерски умел схватывать общую картину жизни по мелким деталям, воссоздавать целое по бесконечно малым величинам; юмор Чехова основан на особенностях его художественного мироощущения: возведения в закон любой мелочи, случайности.

«Вишневый сад» — заслуженно считается самым глубоким, самым благоуханным из всех драматических произведений Чехова. Здесь ярче, нежели в какой-либо другой пьесе, раскрылись идейные и художественные возможности его обаятельного таланта.

В этой пьесе Чехов дал в основном верную картину неприглядной действительности. Он показал, что поместное хозяйство, связанное с крепостническими условиями труда, а также его владельцы и их слуги являются пережитками прошлого, что власть дворянства несправедлива, что она препятствует дальнейшему развитию жизни.

[/smszamok]

Пьеса Чехова, выпукло очертившая контуры прошлого и настоящего России и выразившая мечты о ее будущем, помогала тогдашним зрителям и читателям осознавать окружающую их действительность, видеть комизм окружающего и искать способы выхода из нелепых ситуаций в жизни. Недосказанность пьес Чехова заставляет о многом задуматься их читателей и зрителей.

«Вишневый сад» принадлежит к тем классическим произведениям русской литературы, объективное значение которых было много шире писательского замысла.

(12голосов, средний: 3,92 out of 5)

Загрузка...

МОЯ БАБУШКА. Я люблю свою бабушку, и все исходные дни провожу у нее. Бабушка небольшая на рост, худенькая, с голубыми жилками на шее и руках. Черты лица выразительные, четко очерченные, правильные. Они указывают на то, что раньше она была красавицей. Особенно мне нравятся ее глаза. В ее взгляде никогда не было ни фальши, ни лукавости, ни ухищрение. Ее голубые глаза освещены изнутри мягким живым сиянием, они излучают тепло и искренность даже тогда, когда бабушка сердится. Когда бы я не приехала, на бабушке был беленький платочек, который резко выделял черные брови и загорелое лицо. Иногда платочек сдвигал набок, и из-под нее выбивалась прядь седого волос. Бабушка знает много сказок, и мне нравится слушать ее тихий разговор. Вот такая она, моя дорогая бабушка.

МОЙ ТОВАРИЩ. Говорят, что

[smszamok]

лицо — зеркало души человека. И это в самом деле так. Я убеждаюсь в этом, когда смотрю на своего товарища. Его радушное открытое лицо всегда излучает какую-то доброжелательность. На вид он обычный мальчик. Лицо продолговатое, худое, загорелое на солнце. Высокий лоб, сверху к которому легенько прилегает зачесанный набок коротко подстриженный густой черный волос. Нос прямой. Широкие черные брови разлетаются на переносице, будто в полете птичьи крылья. Из-под них смотрят большие круглые сыне, как пожилое небо, глаза. Взгляд их умный, добродушный, прямой и откровенный, как у каждого честного человека. И довольно какой-то даже наименьшей несправедливости, как взгляд резко меняется. Глаза становятся гневными и пронзительными. Товарищ мой среднего роста, широкий в плечах, сильный, ловкий, выносливый, так как постоянно занимается спортом.

В нашей школе есть Шевченковская светлица. Там собран огромный материал о Тарасе Шевченко, сохраняются произведения поэта, его картины. Центральное место занимает «Юбилейное панно Т. Шевченко», выполненное заслуженным народным художником Украины Ф. Панком. Каждого раза, когда мы заходим к светлице, встречает нас мужественное, волевое лицо Великого Кобзаря. Мудрый задумчивый взгляд темно-карих глаз и сморчки на лбе свидетельствуют, что на его судьбу выпало немало трудных испытаний. На голове у него седая смушковая шапка, на плечах кожух. Из-под кожуха виднеется рубашка красного цвета. Портрет поэта выполнен на фоне красных ягод калины, цветов подсолнечника, дубовой листвы. Это символы Украины. Подсолнечники символизируют солнце, листву дуба — мужество и непокоренность, калина — красоту. Краски, которыми выполненный портрет, яркие, насыщенные, что создает торжественность и праздничность. Из того времени она гостеприимно встречает посетителей нашей светлицы.

ВЫШИТАЯ СОРОЧКА. Вышитая рубашка — любимая одежда каждой украинки. Они украшали рубашку магическими знаками солнца, поля, воды. Считалось, что эти символы отводят от человека болезни и несчастье. И самая ткань рубашки, и вышивка, и цвет нитей имели волшебную силу. Для вышивания нужны нити «мулине». Их следует сначала проварить с солью, чтобы они не линяли. Потом нити следует хорошенько прополоскать и высушить. Наилегче вышивать на канве, так как на этой плотной ткани плетение нитей образовывает маленькие и большие дырочки. Нужно сосчитать, сколько клеточек займет орнамент в ширину и, набросив из каждого края по четыре клеточки, отрезать шмат канвы. Втянув нить в иглу, можно браться к вышиванию. Вкалывать нить нужно в большую дырочку канвы и выкалывать ниже в дырочку так, чтобы сверху образовался косой стежок. Когда сделать такие самые стежки назад по тем же проколам, косые стежки лягут в другом направлении и образуют крестики. Я признательная бабушке за ее науку, за то, что открыла мне тайны вышивки.

ДОРОГА К СПОРТИВНЫМ ВЕРШИНАМ. Кто не виднеется стать спортсменом? Кто не хочет быть сильным и здоровым? Наверное, все, кто занимается спортом, виднеются стать чемпионами. Я, как и большинство моих ровесников, тоже захватываюсь спортом. Люблю играть в футбол, катать на коньках. Я также пробовал заниматься и бігом, и прыжками, и гимнастикой, но особых успехов не достигал. Мои одноклассники говорят, что у меня нет способностей. Но разве заниматься спортом должны только «перспективные» ребята и девушки? А как же узнать или «перспективный» ты или нет, если тебя не будут рассматривать на фоне других спортсменов. Итак по моему мнению, спортом должны заниматься все, кто испытывает внутреннюю потребность в этом..

НУЖНО ЛИ ИЗУЧАТЬ ДЕЛОВУЮ РЕЧЬ. Язык обслуживает все сферы общественной жизни: государственных и общественных учреждений, учебных заведений, науки, литературы, делового общения. Деловая документация отображает характер общественного отношения, в ней информация о событиях, явлениях, частных отношениях между людьми. Следует знать, что любой документ составляется лишь в официально- деловом стиле. В документах не употребляются эмоционально-окрашенные слова, разговорные повороты, слова с уменьшительно-ласковыми суффиксами. Недопустимые в документах эпитеты, сравнения, метафоры. Точность достигается употреблением только однозначных слов, использованием сроков, цифровых данных, указанием дат, фамилий. Документи имеют разную степень стандартизации. Одни более регламентированные: расписки, заявления, протоколы. Письма и объявления менее регламентированы. А автобиографии и характеристики имеют незначительный уровень стандартизации. Для документов характерные упроченные языковые повороты, стандартные начала и окончания. Итак, умение составлять деловые бумаги, вдумчиво их читать, правильно понимать — обязанность каждого современного человека.

[/smszamok]
КАЖДЫЙ ИЗ НАС ДОЛЖЕН БЫТЬ ТЕРПИМЫМ. Произведение-раздумье. Я часто задумываюсь над поступками и поведением людей, которые меня окружают. Что-то в них мне нравится, а что-то — ни. Но я заметил, что всем нам не хватает терпимости в наших действиях и поступках. Терпимость — качество, которое характеризуется старанием достичь взаимного понимания интересов, убеждений, вероисповеданий, привычек, поведения людей. Согласование разных интересов и поглядев при условии терпимости осуществляется без давления и образ. А вы как думаете? Я за терпимость между одноклассниками: мы все разные, но же мы — класс. Я за терпимость между родителями и детьми, так как мы же — семья. Я считаю, что в наше время, терпимость между разными политическими системами, культурами, гладами, а также отдельными лицами является необходимым условием выживания человечества.