Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Публицистические произведения, созданные за границей в 1906 году, Горький объединил в два цикла, исходя из их жанровых особенностей. Первый цикл — «В Америке» составляют три очерка: «Город Желтого Дьявола», «Царство скуки» и «МОК». В них раскрывается преимущественно внешний облик американского города, обычаи и «развлечения» среднего американца. Тем не менее это — не просто фотографии Нью-Йорка, а яркие художественные картины жизни с использованием необычных для очерковой литературы приемов художественного обобщения, символики условных образов и т. п.

Уже в самом заглавии первого очерка заключено обобщение, своеобразная художественная формула, вошедшая впоследствии в жизненный обиход при характеристике страны, где владыкой всего является доллар, золото Желтый Дьявол. Писатель создает символический образ этой страшной, «невидимой глазом холодной и злой силы» — кома золота, который «со сладострастным визгом и ужасающей быстротой» катится по улицам и, все увеличиваясь в объеме и весе, подавляет все: людей, их чувства, мысли, саму жизнь. «О людях — страшно и больно говорить»,— пишет Горький, они — «темные куски пищи города»,— ненасытного капиталистического ада. Писателя потрясло то, что люди в городе Желтого Дьявола привыкли ко всем ужасам этой жизни, с непостижимым терпением переносят их, хуже того — заражаются нечистыми, бесчеловечными удовольствиями капиталистического города, превращаются в дикую толпу — «Монь».

Если очерки цикла «В Америке» посвящены главным образом жертвам Желтого Дьявола, то произведения второго цикла — «Мои интервью» раскрывают преимущественно тот внутренний аппарат, который позволяет кучке капиталистов, финансовых королей держать в повиновении миллионы трудящихся. Здесь основным объектом сатиры являются капиталисты, их «вожди» и идеологические прислужники. С точки зрения жанра второй цикл следует назвать памфлетами, в которых в   остро   сатирической,   часто   в   гротескной   форме   писатель развенчивает мораль, этику, эстетику, политику, философию, внешний и внутренний облик капиталиста.

В цикле «Мои интервью» Горький пишет не только об Америке. Ей посвящены два памфлета из шести: «Один из королей республики» и «Жрец морали». В цикл входят уже упоминавшийся нами памфлет «Прекрасная Франция», а также «Король, который высоко держит свое знамя» — о германском императоре и острая сатира «Русский царь». Заключает цикл фантастическое изображение царства мертвых в памфлете с многозначительным заглавием — «Хозяева жизни». Картины жизни этого царства удивительно напоминают все то, что было описано в предыдущих памфлетах. Мораль мертвецов, их взгляды на жизнь, политику, нравственность и т. д. — все это повторяет психологию мира Желтого Дьявола.

В своих памфлетах Горький успешно использовал такой эффективный прием политической сатиры, как гипербола и гротеск. Это наблюдается и в изображении русского царя и германского императора, и в обрисовке основного персонажа памфлета «Один из королей республики». Важную роль в этих произведениях играет и прием контраста между представлениями интервьюера, который прежде никогда не видел «сильных мира сего» и представлял их какими-то фантастическими чудовищами, и реальным образом «хозяина жизни». Такой прием наиболее успешно применен в памфлете «Один из королей республики». Пока миллионер представлялся чудовищем, можно было подумать, что он и является той силой, которая подавляет людей труда. Однако в действительности этот «король республики» оказался обыкновенным человеком — длинным, сухим, дряблым стариком. Стало быть, не он сам по себе страшен, а та политическая система, которая покоится на долларах немногих «королей», владеющих всеми богатствами страны.

В своей оценке «американского образа жизни» Горький продолжил и развил на новом историческом этапе существовавшую уже в русской литературе традицию трезвого, объективного суждения об античеловеческой сущности американской демократии, о фальшивой свободе, об уродующей человека власти доллара. Незадолго до Горького суровую правду об Америке сказал Г. Успенский, а также В. Короленко, который взглянул на пресловутый «свободный мир» глазами украинского крестьянина Матвея Лозинского («Без языка»). Эту же традицию продолжили советские писатели, первыми из которых были С. Есенин и В. Маяковский.

Уроки первой революции имели огромное значение для идейной целеустремленности творчества Горького. Именно в эти годы он особенно глубоко понял, что единственной силой, способной повести за собой массы трудового народа, является рабочий класс, возглавляемый марксистско-ленинской партией. Русских рабочих, ставших на путь революции, писатель называл первым отрядом всемирной трудовой армии. Борьбе русского пролетариата за торжество социальной справедливости на земле Горький посвятил свои лучшие произведения этого периода — пьесу «Враги» и роман «Мать».

Уже в пьесе «Мещане» Горький показал сознательного пролетария, уверенного, что труженик станет хозяином жизни, и готового к борьбе за это. Однако организованную борьбу рабочих, возглавляемых большевиками, он впервые показал в пьесе «Враги» (1906), в которой раскрыт основной конфликт эпохи — конфликт  между  рабочим   классом   и  капиталистами.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Сатира Горького периода первой русской революции 1905— 1907 годов отличалась конкретностью и определенностью в выборе объекта и адресата. Факты для сатирического обличения давала сама жизнь. Это обеспечивало меткость ударов. Характерна в этом отношении, например, очень смелая картина, так и озаглавленная — «С натуры», в которой прозрачно намекается на истинное отношение к царю народа, уверенного, что «покуда он останется,— будут нас пороть». В начале 1906 года над Горьким нависла новая угроза ареста. По настоянию В. И. Ленина он уезжает за границу — сначала в Европу, а затем в Америку. Но и там он продолжал вести борьбу против русского царизма и его защитников внутри страны и за границей.

В памфлете «Прекрасная Франция» Горький разоблачал французское буржуазное правительство, оказывавшее финансовую помощь царизму в подавлении революции. Гневом и презрением к продажной буржуазной интеллигенции, выдававшей себя за носительницу свободы и демократии, проникнуто его «Открытое письмо господам Ж- Ришару, Жюлю Кларети, Рене Вивиани и другим журналистам Франции», которые когда-то выступили в защиту Горького, а теперь, изображая оскорбленную невинность, твердили о черной неблагодарности с его стороны, которая якобы проявилась в памфлете «Прекрасная Франция». На их лицемерие слова о «любви к Горькому» великий писатель в открытом письме к ним ответил гордыми словами принципиального революционера, убежденного в правоте своей позиции:

«С точки зрения здравого смысла вам, господа, следует желать, чтобы я в тюрьме сидел возможно чаще и дольше, а когда вы протестуете против этого,— меня такое поведение — извините — смешит.

• Ибо мы — враги, и — непримиримые…
• Затем, вы говорите еще: «Мы любим Горького, а он…»

Господа! Искренне говорю вам: мне, социалисту, глубоко оскорбительна любовь буржуа!..»

Пребывание Горького за границей, в частности в Америке, ознаменовало важный этап в его литературной и общественно-политической деятельности. Выступая на митингах, собраниях, встречах с рабочими, интеллигенцией, учащимися, писателями и деятелями культуры, Горький рассказывал правду о русской революции, о политике царизма, о поддержке этой политики буржуазией Европы и Америки. Он призывал к солидарности с русскими рабочими, с революционным народом России.

Силы, близкие к реакционным правительственным кругам Америки, пытались было направить выступления Горького в нужное им русло, однако вскоре убедились в тщетности своих попыток. Более того, в его выступлениях, проникнутых пафосом революционной борьбы и пролетарского интернационализма, они почуяли опасность для себя. Тогда началась кампания грубой клеветы и травли писателя. Но это лишь умножило энергию Горького в выполнении его благородной миссии. В письме К. П. Пятницкому в апреле 1906 года он писал: «Они думают— Америка? И я им покажу, что такое русский человек, да еще Горький!» И он показал это в своих великолепных очерках и памфлетах, ставших классикой мировой художественной публицистики.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В ином аспекте, в столкновении «деревянной и железной России», в котором «железная» выколачивает «из деревянной все, что в ней есть мало-мальски ценного», решается проблема интеллигенции в пьесе «Варвары». Носителями буржуазной цивилизации выступают в пьесе инженеры Черкун и Цыганов, приехавшие в захолустный город Верхополье строить железную дорогу. Цыганов с самого начала предстает перед нами как отвратительный циник и растлитель человеческих душ. Под его разлагающим влиянием сын городского головы Редозубов начинает пьянствовать, молодой крестьянский парень Матвей Го-гин становится стяжателем, копит деньги, на которые собирается «купить» себе жену, а чиновник Дробязгин крадет казенные деньги. Развращение людей доставляет Цыганову истинное удовольствие, ибо оно воспринимается им как подтверждение его зоологических теорий.

Иным вначале кажется Черкун. Он энергичный, напористый, деятельный человек, хотя и слишком прямолинеен в своих суждениях и поступках. Недаром к нему тянутся и его жена Анна, и ищущая благородных идеалов Лидия Павловна, и тоскующая по настоящей любви Надежда Монахова.

Однако Черкун оказался таким же циником и эгоистом, как и Цыганов. Юн обозлен на людей, хочет «рассчитаться» с ними за прошлые свои унижения. Он растоптал любовь жены, оттолкнул Лидию Павловну, довел до самоубийства Надежду Монахову. Один из персонажей пьесы вполне резонно говорит Цыганову и Черкуну: «Вы оба хищники», другой называет их «варварами», которые «все опрокидывают». Но особенно тяжелое и справедливое обвинение предъявляет им Монахов: «Господа, вы убили человека… за что?»

Наиболее интересный персонаж пьесы — это, несомненно, Надежда Монахова — мечтательница, живущая идеалом героя в городе, о котором даже исправник с недоумением говорит: «Уездный город — и вдруг герой, это даже смешно». На первый взгляд, эта «очень красивая, большая, с огромными, неподвижными глазами» женщина смешна и даже глупа. Начитавшись дешевых мещанских романов, она думает и говорит только о любви, и говорит так, что окружающие её дамы конфузятся. И все же в ней есть что-то такое, что делает ее неповторимой и даже невероятной в этой глуши. Это прежде всего сила чувства и преданность своему идеалу. Узнав, что возведенный ею в герои Черкун не любит её, она застрелилась.

Строго судивший о драматургии Горького А. Блок считал Монахову единственным настоящим героем пьесы — не только в литературном смысле: «… в ней какая-то большая притягательная и вместе отталкивающая сила» . Попади она в иные условия, её незаурядный характер мог бы развиться совсем по-иному.

Глубокая характеристика Надежды Монаховой дана в блестящей рецензии А. В. Луначарского на пьесу Горького: «…этот вполне реальный, вполне возможный во всяком захолустье образ, при сколько-нибудь глубоком к нему отношении, оказывается столь чистым, высоким, даже торжественным, что я не знаю, какой другой образ в драматургии последних лет мог бы я поставить рядом» ‘.

Буржуазным «цивилизаторам» Черкуну и Цыганову в пьесе противопоставлен студент-демократ Степан Лукин; он хорошо понимает, что «жизнь полна преступлений», но знает и то, что им должен быть положен конец, а для этого нужны «железные люди», «если они хотят перестроить жизнь». Он призывает Катю Редозубову, прямую и честную девушку, ехать в большой город, где «горит великий огонь разума», где решается судьба общества, страны. Горький дает понять, что Лукин ведет революционную работу. В действии пьесы он мало участвует и хотя я является основным антагонистом Черкуна, почти не вступает в столкновение с ним. Нельзя не согласиться с Луначарским, который писал, что Лукин сам «не очень-то верит в свои силы», считая, что его поколению суждено лишь «открывать глаза слепорожденным», а создавать новое будут другие.

Разоблачению эгоизма буржуазно-мещанской интеллигенции, её жадности и трусости, её озлобленности против всего, что угрожает её покою и сытости, были посвящены и публицистические статьи Горького периода первой революции. Вскрывая контрреволюционную сущность мещанства, он показал его классовое лицо, его социальную психологию. «Мещанство,— писал Горький в «Заметках о мещанстве»,— это строй души современного представителя командующих классов». Обличению мещанской, ренегатствующей интеллигенции посвящены памфлеты «И еще о черте» и «О сером». Образ Серого во втором памфлете — это образ мещанина, озлобленного буржуазного интеллигента, мечущегося между двумя противоборствующими силами (Красным и Черным), подстрекающего эти силы одну против другой только для того, чтобы устроить «для себя жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь уютную».

В ряде произведений Горького этой поры чувствуется традиция Щедрина с его беспощадной сатирой. Когда слышим рассуждения Басова в «Дачниках» об эволюции, о действиях «в пределах возможности», невольно вспоминается персонаж сказки Щедрина «Либерал», который, отказавшись от прежних идеалов, стал действовать «применительно к подлости». И этот либерал сначала действовал «по возможности», как «поборник свободы» Иван Иванович Иванов в памфлете Горького «И еще о черте», который, как оказалось, «на революцию за все шестнадцать лет» дал всего лишь «семь рублей сорок пять копеек», и то не из сочувствия, а … из сожаления. И снова память подсказывает образ купца Онуфрия Петровича Парамонова из «Современной идиллии» Щедрина, который дал в полицейский участок «на потреотизм» 95 тысяч рублей и на памятник Пушкину (очевидно, тоже из чувств «потреотизма») — 15 копеек.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В пьесе «Дети солнца», написанной в Петропавловской крепости, Горький изобразил иную прослойку интеллигенции — ученых, художников. В отличие от «дачников», эта творческая интеллигенция далека от мещанского практицизма. Но она также далека и от народа. Герои пьесы, наблюдая темноту и невежество народа, не задумываются над социальными причинами, порождающими эти страшные явления. Таков талантливый художник Вагин, декадент, защищающий теорию искусства для избранных, для «одиноких среди одиноких». Таков, по сути, и центральный персонаж пьесы — ученый Павел Протасов, сторонник теории «чистой науки», хотя он и не формулирует её в громких декларациях, как Вагин.

Протасов посвятил себя науке, которая, по его мнению, должна принести счастье людям. Он верит, что человек, благодаря научным открытиям, станет владыкой всего. Эта вера делает его вдохновенным поэтом, прославляющим все лучшее в мире: «Настоящее — свободный, дружный труд для наслаждения трудом, и будущее — я его чувствую, я его вижу — оно прекрасно». Протасов верит, что с помощью науки человек освободит себя от воли случая, победит чувство страха смерти и саму смерть.

Страстные монологи Протасова, в отличие от сетований Вагина, не преследуют такой цели, как отторжение науки от людей,— совсем напротив: ученый жаждет отдать свой талант людям. И все же Протасов терпит трагикомическую неудачу, когда от красивых, правильных, но абстрактных слов пришлось обратиться к живой жизни. И потому мечтатель, романтик и альтруист Протасов, несмотря, казалось бы, на полную противоположность скептику и индивидуалисту Вагину, так же далек от народа, как и Вагин, не знает его жизни, неспособен практически помочь ему. Мечтая о будущем, он не видит настоящего, игнорируя в нем социальные конфликты. Сестра Протасова Лиза, испытывающая страх перед будущим, с повышенной, болезненной остротой чувствует пропасть, которая отделяет окружающих её людей от простого народа, живущего в нищете и невежестве: «Вас мало, вы незаметны на земле… На земле заметны миллионы, а не сотни… и среди миллионов растет ненависть… Однажды их злоба обрушится на вас».

Как бы подтверждая это предчувствие Лизы, Горький показывает холерный бунт: доведенные до отчаяния люди, темные и невежественные, избивают докторов, а заодно и «детей солнца». Протасов не может понять, почему Егор, этот мастер-виртуоз, которого он так ценил, хотел задушить его. А ведь озлобление Егора имело свои причины. «Дети солнца» слишком заняты собой и абстрактными мечтами о будущем человечества, чтобы снизойти к людям труда.

Противоположную Протасову позицию занимает ветеринарный врач (сам себя он называет «скотским доктором») Борис Чепурной. В отличие от романтика Протасова, он скептик. Жизнь он видит только с грубой стороны. Для него романтическая мечта Протасова — это «возвышающий обман». Даже мрачно настроенная Лиза поражается крайности Чепурного, для которого люди •— это темная, озлобленная, движимая звериными инстинктами толпа. Злость в Чепурном во многом напускная. «Зачем вы напускаете на себя эту грубость, эту тяжелую, неприятную насмешливость?» — говорит ему Лиза. Видимо, в своей трудной сиротской жизни он слишком много хлебнул горя, много видел грубого, и теперь упрямо («Я — хохол, а они упрямы») твердит о своем презрении к людям, о безгеройности жизни. Ко всему прибавилась мучительная безответная любовь к Лизе. Утратив цель в жизни, Чепурной кончает самоубийством.

В эпизодических образах Назара Авдеевича и его сына Горький показывает и «хозяев», которые «возымели охоту к расширению русской промышленности». Они-то и пытаются приручить «детей солнца», использовать их знания для своего обогащения. Ученого-химика Протасова, стремящегося разгадать тайны жизни, купец Назар Авдеевич пытается приспособить для изготовления пивных бутылок. И, видимо, попытка эта не останется безуспешной.

Своей пьесой Горький показал, к чему ведет отрыв интеллигенции от народа. Он звал честных интеллигентов к демократии, к слиянию с народом, к союзу труда и науки.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Во второй половине XIX в. наметилась тенденция противопоставлять художественность гражданственности. (Это нашло отзвук в «Поэте и гражданине» Некрасова). В эпоху Горького такое противопоставление было характерно для декадентов, призывавших «освободить» искусство от служения обществу. Публицистичность, которая становилась все более характерной для реализма начала XX века, была в какой-то мере следствием полемики с декадентами. Писатели нередко отдавали ей предпочтение, но вместе с тем в их представлении публицистичность не всегда согласовывалась с художественностью и это отражалось на их творческой практике.

В этой связи любопытно, что в цикле рассказов «Публика» (1899—1900) Горький никак не комментировал суждения публики об обличительных выступлениях героя одного из рассказов.

—        Немного аффектировано, но недурно! — сказали одни.

—        Но ведь это уже публицистика? — осведомились другие.

—        Какой-то странный род искусства! — пожав плечами, сказали третьи.

В рассказе «О писателе, который зазнался» (1900) в подобных же выступлениях публика не видела «ничего… эстетического».

В этих рассказах нельзя не почувствовать полемичности по отношению к «публике». Но есть в них и раздумья писателя о все том же соотношении эстетического и публицистического. И это было характерным не только для Горького. Л. Толстой, заявляя, что «стыдно писать художественно», обращался к публицистике, а «Хаджи Мурата» и другие художественные произведения писал тайно. Чаще, однако, вводя элементы публицистики в свои беллетристические произведения, художники останавливались в некоторой растерянности перед этим новым явлением, усматривая в нем нарушение законов искусства, требующего воздействия образами, а не декларациями. Однако жизнь показала, что и посредством высоко эмоциональных страстных деклараций можно воздействовать на чувства читателей. А для драматургии это особенно характерно и в высшей степени естественно.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В пьесе развит мотив «дачничества», прозвучавший уже в «Вареньке Олесовой». Большинство героев пьесы — «дачники по существу их душ». Несмотря на различие характеров и оттенков в мыслях и поведении Суслова, Басова, Шалимова, Рюмина, Калерии и др.,— все они «дачники» в своей стране. Писатель Шалимов еще несколько лет назад своим творчеством был связан с русской демократией. Теперь он не только внешне изменился, потускнел, облысел,— он состарился душой, «облысел» мыслями, убеждениями: «Я устал быть серьезным… Я не хочу философии — сыт. Дайте мне пожить растительной жизнью, укрепить нервы…»

Шалимову вторит декаденствующая поэтесса Калёрия и сменившие «пустой портфель» на полные сытым уютом дачи адвокат Басов и инженер Суслов. Оба они с цинической откровенностью оправдывают свое перерождение в «русского обывателя». «Я   сам    когда-то    философствовал,— говорит уподобившийся Петру Бессеменову Суслов…— Я сказал в свое время все модные слова и знаю им цену. Консерватизм, интеллигенция, демократия… и что еще там? Все это — мертвое… все — ложь! Человек прежде всего—зоологический тип, вот истина». Нельзя не услышать здесь полемики с горьковской идеей Человека, ставшей уже тогда фактом не только литературы, но и общественной жизни.

Обывателями и перерожденцами показаны и эстетствующие интеллигенты, «аристократы духа» Рюмин и Калерия, стремящиеся укрыться от жизненных бурь в «красивеньких беседках эстетики». Зло и справедливо говорит о таких людях Влас в пародии на стихи Калерии.

• Маленькие, нудные людишки        Маленькие, краденые мысли…
• Ходят по земле своей отчизны      Модные красивые словечки…
• Ходят и — уныло ищут места,       Ползают тихонько с краю жизни
• Где бы можно спрятаться от жизни…       Тусклые, как тени, человечки.

Все эти басовы, Шалимовы, Сусловы, рюмины отказываются от всего светлого, благородного — от демократии, народности, от самого народа, родины, от человеческого разума. И вполне справедливым по отношению к ним является вывод жены Басова Варвары Михайловны: «Интеллигенция — это не мы! Мы что-то другое… Мы дачники в нашей стране… какие-то приезжие люди». Дачниками называет ренегатствующих интеллигентов и человек из народа — сторож Пустобайка: «Вроде гулящих, эти дачники… появятся, насорят на земле — и нет их…».

Горький подчеркивает, что вся эта накипь исчезнет не сама собой. Эта мысль прозвучала в свое время в «Вареньке Олесовой»: «Они явились, поживут и исчезнут, оставив за собой в жизни разные бумажки, обломки, обрывки — обычные следы своего пребывания. Придут за ними другие и уничтожат этот сор, а с ним и память об интеллигенции позорных, бездушных и бессильных девяностых годов». Почти дословно повторяет эту мысль Варвара Михайловна в «Дачниках»: «Мы живем на земле чужие всему… мы не умеем быть нужными для жизни людьми. И мне кажется, что скоро, завтра, придут какие-то другие, сильные, смелые люди и сметут нас с земли, как сор».

Глубоко прочувствованные реплики Варвары Михайловны свидетельство того, что Горький видел также и демократически и революционно настроенных интеллигентов. Есть они и в «Дачниках». Особый интерес представляет врач Марья Львовна, которая, по всей видимости, руководит кружком передовых людей. Она служит в пьесе центром притяжения всего лучшего. За ней идет Варвара Михайловна, освобождающаяся от плена враждебного ей мещанского окружения. Разрывает с обывательской средой и её брат Влас — юноша пылкий, с романтическими порывами души и в то же время человек, умеющий трезво, с острой иронией оценить окружающих его мещан.

Несмотря на громадный успех спектакля, Горький весьма самокритично отнесся к самой пьесе. «Дачники» — это не искусство,— писал он Л. Андрееву,— но — ясно, что это меткий выстрел…»1. Перед нами явное противоречие: выстрел потому и получился метким, что драматург нашел острые, разящие слова, а это и есть подлинное искусство.

Но чем же все-таки объяснить столь суровое суждение Горького? Дело в том, что к этому времени проблема единства художественности и публицистичности, т. е. прямой проповеди идей, теоретически не была поставлена. Такое единство подразумевалось само собой в творческой практике Байрона, Герцена, Петефи и других прогрессивных писателей мира.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Накануне и в годы первой русской революции Горький поднимается на новую ступень в своем идейно-художественном развитии. Связав свое творчество и общественно-литературную работу с пролетариатом и русской революционной социал-демократией, Горький именно теперь с особой ясностью увидел в большевиках, руководимых Лениным, ту партию, которая сможет возглавить все революционные силы страны и осуществить победоносную социалистическую революцию. И большевики в это время уже рассматривали Горького как активного бойца партии. В ноябре 1904 года В. И. Ленин в письме к одному из партийных деятелей советует установить с Горьким пароль. Со всей силой своей богатырской души Горький отдается революции в бурном 1905 году. Он активно участвует в демонстрациях, организует протесты против произвола царских властей, выступает со страстным разоблачением зверской расправы, учиненной царизмом над безоружным народом 9-го января 1905 года. Разоблачением царизма и пафосом революционной борьбы проникнуты и его публицистические статьи того периода: «О кавказских событиях», «Дело Николая Шмита», «По поводу московских событий» и др.

Горький в это время связан с большевистским подпольем, помогает пропагандировать марксистскую литературу, оказывает содействие в  издании первой легальной большевистской газеты «Новая жизнь», которую с шестого номера редактировал В. И. Ленин. Горький и сам активно сотрудничал в «Новой жизни», напечатав здесь, в частности, свои «Заметки о мещанстве», получившие одобрительный отзыв Ленина. В этот же период, 27 ноября 1905 года, на совещании ЦК, состоявшемся на квартире Горького, великий писатель впервые встретился с Владимиром Ильичей. На совещании обсуждались вопросы, связанные с изданием большевистской газеты ‘.

Одновременно чрезвычайно активизируется литературная работа Горького. Процветает деятельность издательства «Знание», большие творческие взлеты характерны в это время для писателей-реалистов, объединявшихся вокруг «Знания», и в этом немалую роль сыграл Горький.

Растет влияние и авторитет Горького — писателя-революционера — ив среде украинских писателей и читателей. По воспоминаниям А. Крымского, И. Франко ратовал за то, чтобы переводить на украинский язык «в первую очередь Горького. Горький — краса и гордость мировой литературы. С его творчеством нужно знакомить широкие массы украинского народа». «Мне лично,— пишет Крымский,— Иван Франко называл Горького «человеком* большой сердечности, теплоты и лирической нежности». Горький так же тепло отзывался о Франко2. Когда в январе 1905 года Горький был заточен в Петропавловскую крепость, Иван Франко, присоединяя свой голос к протестам мировой общественности, выступил в защиту великого русского писателя. В статье «Максим Горький», опубликованной в Львовской газете «Новий громадський голос» (№ 9 за 1905 г.), Франко писал: «Глаза всего цивилизованного мира обращены на это проклятое место», где «сидит и мучится еще один из светочей русского народа, краса русской литературы — Максим Горький» 3.

Арест Горького вызвал возмущение честных людей всего мира. Об этом писал В. И. Ленин в статье «Трепов хозяйничает»: «За границей началась энергичная кампания среди образованного буржуазного общества в пользу Горького, и ходатайство пред царем об его освобождении было подписано многими выдающимися германскими учеными и писателями. Теперь к ним присоединились ученые и литераторы Австрии, Франции и Италии» 4.

Под давлением мирового общественного мнения царское правительство вынуждено было освободить Горького. Выйдя из тюрьмы, великий писатель с еще большей энергией отдается общественно-революционной,   публицистической   и   литературной деятельности.

Огромную роль в формировании идейно-эстетических взглядов Горького и утверждении в его творчестве нового художественного метода сыграли выступления В. И. Ленина по вопросам литературы и особенно его статья «Партийная организация и партийная литература», ставшая программой для всей пролетарской литературы. Сформулированный в этой статье принцип партийности искусства стал краеугольным камнем метода социалистического реализма, проявившегося уже в ряде произведений Горького периода первой революции.

Внимание Горького в эти годы занимала проблема интеллигенции и народа. Этой проблеме он и посвятил свою драматургическую трилогию «Дачники» (1904), «Дети солнца» (1905) и «Варвары» (1905). Здесь раскрыт процесс размежевания внутри русской интеллигенции в период надвигавшихся в стране грозных событий. При этом Горького особенно интересовала разночинная интеллигенция, своим происхождением связанная с демократическими слоями русского общества. Из её среды вышло немало честных людей, посвятивших свою жизнь народу, однако много было и таких, которых назвал «оравой карьеристов и наемников буржуазии.

В своих пьесах Горький выступил как беспощадный обличитель этой лицемерной, а порой и цинически откровенной «оравы» политических перерожденцев. Одновременно он показывает политическое и моральное банкротство тех субъективно честных служителей науки и искусства, которые или совершенно не знали народа или скептически относились к его возможностям. Большое внимание уделено и той части интеллигенции, которая усматривала свои задачи в сближении с народом, в служении его интересам.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Добр и весел детский любимец дядя Степа из трилогии «Дядя Степа» (1935), «Дядя Степа — милиционер» (1954) и «Дядя Степа и Егор» (1968). В непосредственности и добродушии главный секрет обаяния героя. Отношение дяди Степы к людям определяется по-детски беззаветной верой в торжество добра. В чем особенность юмора Михалкова? Как это ни парадоксально звучит, в том, что поэт никогда не смешит детей специально. Напротив, он рассказывает серьезно, волнуется, недоумевает, спрашивает, говорит с жаром, ища сочувствия. А дети смеются… Сергей Михалков не актер, но когда его просят прочесть «Дядю Степу», он читает так, как не удается никому другому, будто всей душой сочувствуя человеку, которому так неудобно со своим ростом. Дядя Степа волнуется перед прыжком с парашютом, а над ним смеются:

Вышка с вышки прыгать хочет!

В кино ему говорят: «Сядьте на пол». Все приходят в тир развлекаться, а бедному дяде Степе и втиснуться-то под «низенький навес» трудно. Он туда «еле влез». Так читает автор, точно удивляясь: отчего все смеются? Что тут смешного?

Очень развлекает детей то, что, стоит дяде Степе поднять руку, и он будет казаться семафором. А что было бы, если бы он не поднял руку? Крушение. И незаметно в сознание читателей входит понимание единства житейского и героического, простоты и величия. «Он стоит и говорит (не правда ли, проще невозможно?): «Здесь дождями путь размыт». Возможность катастрофы возникает в сознании ребенка лишь мимолетно. Главное другое: «Я нарочно поднял руку — показать, что путь закрыт».

В этой комической ситуации полностью и в то же время неназойливо проявляется благородство характера. Смешно, что человек может стать семафором, дотронуться до крыши. А ведь при этом он спасает людей.

Во время войны Сергей Михалков был на фронте. Про своего героя — моряка дядю Степу поэт дописал продолжение о том, как тот плавал на линкоре «Марат» и «ранен был немножко, защищая Ленинград». Но вот война кончилась — появились новые стихи. Назывались они «Дядя Степа — милиционер». Старый знакомый ребят стоит на посту около высотного дома на площади Восстания. Дядю Степу узнали и полюбили ребята из разных стран, потому что стихи про него так всем понравились, что их перевели на многие языки. Художники сделали мультипликационный фильм, а артисты сыграли спектакль «Дядя Степа».

Почему же все так полюбили Степана Степанова? Может быть, потому, что он великан?

Но ведь в разных сказках есть столько великанов, которых никто не любит, а все только боятся! Это и кровожадные людоеды, и свирепый Карабас-Барабас, и страшилы из «Алисы в стране чудес».

«Главного районного великана» из стихов Михалкова любят за то, что он помогает и детям и взрослым. А вот для хулиганов он — гроза. И репортеры из заморских газет, как только узнали, что у чемпиона Егора папаша — милицейский старшина, то поклонились,

По-английски извинились И, закрыв магнитофон, Быстро выбежали вон.

Сатира в стихах Михалкова на общественно-политические темы выражает неприятие поэтом отрицательных явлений действительности, отвращение к порокам капиталистического общества. Таковы сатирические произведения, имеющие яркую политическую окраску, «Миллионер», «Есть Америка такая», а также «Девочка и дядя Том» — политический памфлет, написанный в резко сатирическом плане. Автор сгущает, концентрирует отрицательное, обнажая в беспощадной критике пороки, скрытые за внешним лоском. Публицистичность, плакатная обобщенность политических стихов не

• Ждут пассажиры, Водители ждут — Мимо машин ребятишки идут! («Смена».)

(Еще не оценили)

Загрузка...

Одним из зачинателей советской литературы, и в частности литературы детской, был А. Неверов (псевдоним Александра Сергеевича Скобелева, 1886—1923). Цикл его коротких рассказов был оформлен в 1923 году; печатались они в журналах «Крестьянка» и «Работница». Разрабатывая темы, необходимые для новой детской литературы, Неверов продолжал традиции лучших произведений классики. В рассказе «Санька Храбрый» (впервые напечатан в журнале «Работница», 1923, № 6) речь идет о двух мальчиках, которые отправились в лес. Санька расхвастался, что не боится волков («не маленький»), но когда Сережка шутя крикнул: «Волк!» — Санька так и присел со стоном: «Мама!» Умело отточенная композиция,  живой диалог, раскрывающий характеры мальчиков, создали предпосылки долгой жизни рассказа.

Едва ли не первым А. Неверов начал разработку ленинской темы в детской литературе.

В 1921 —1922 годах писатель совершил двухмесячную поездку в Ташкент за хлебом, чтобы обеспечить семью. Во время этой долгой поездки пришлось А. Неверову наблюдать тяжелые картины голода, многое пережить самому. Результатом поездки за хлебом явились произведения так называемого «голодного цикла», и среди них повесть «Ташкент—город хлебный» (1923).

Главным героем ее является подросток Мишка Додонов. В семье кроме него двое младших братьев и мать. Братья — «маленький народ, никудышный». Матери трудно одной вести хозяйство, она часто болеет. И «самым надежным» человеком в семье оказался Мишка: ему пришлось отправиться за хлебом в далекие, богатые, по слухам, места. Вместе с ним поехал Сережка Карпухин, который был годом моложе.

Казалось бы, перед читателем традиционная пара детей, из которых один старше, находчивее, опытнее, а другой моложе, слабее, беспомощнее, как было в книгах Ф. Гернет, Л. Чарской и др. В повести все оказывается более глубоким, жизненным и серьезным: нет мелочной опеки, оба мальчика учатся чему-то друг у друга, даже тогда, когда Мишка делится хлебом с товарищем или когда проверяет его выносливость, спрашивая, сколько дней Сережа может «протерпеть» без еды и без воды. Мишка не нянчится со своим другом, хотя начинает чувствовать ответственность за него, не сюсюкает с ним, он просто и сурово говорит, что выдержит без воды не один день, как Сережа, а «день да еще полдня».

В повести показаны трудности, которые Мишке пришлось преодолеть в поисках хлебных мест: Сережа заболел тифом и умер в больнице; Мишка остался совсем один среди незнакомых людей; украли его мешок, он отстал от поезда. Однако описание трудностей не подавляет основного настроя этой удивительной, «солнечной» по замыслу автора книги. В повести показаны несгибаемость и оптимизм героев в стремлении к счастью, к светлой жизни. Побеждают детство, мальчишеская вера в «чудных людей», которые, оказывается, есть на самом деле. Победила доброта человеческая, пустившая корни в ожесточившееся было сердце мальчика, вызвавшая ответное чувство доброты, стремление поделиться всем, что есть. Машинисту «товарищу Кондратьеву», который отдал ему свой хлеб, дарит Мишка тщательно хранимый «большой деревенский ножик с дырочкой на рукоятке».

Мать дождалась своего старшего сына, а братишки умерли, хозяйство разрушено, но Мишка закалился в трудностях борьбы Специально подготовленное для детей издание   повести   автор   назвал «Мишка Додонов». сосредоточив все внимание читателей на этом персонаже.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Поэт Маяковский вошел в наше сознание , в нашу культуру как «агитатор, горлан, главарь». Он действительно шагнул к нам «через лирические томики, как живой с живыми говоря». Его поэзия громка, неуемна, неистова. Ритм, рифма, шаг, марш все эти слова ассоциируются и выражают творчество поэта. Это, действительно, поэтгигант. И истинная оценка его творчества еще впереди, потому что он слишком крупен,объемен, его поэзия никак не вмещается в узкий и тесный мир наших мыслей и забот. Маяковский поэт разносторонний. Он мог писать обо всем в равной степени талантливо и необычно. Поэтому его поэзия так многолика: от плакатов РОСТА с краткими и меткими подписями до поэмы о целой стране («Хорошо!); от антивоенных стихов 10х годов до нежных, возвышенных поэм про любовь («Облако в штанах», «Флейта позвоночник»).

Не исключением является и тема, обличающая пошлость, мещанство, быт, обывательщину, волокиту и бюрократизм. В этих произведениях Маяковский верен традициям русской литературы, так как продолжает тему, начатую еще Фонвизиным, Грибоедовым, Гоголем и Салтыковым Щедриным. Если рассмотреть стихотворения Маяковского «О дряни» и «Прозаседавшиеся», то можно заметить, что поэт широко использует целый спектр комических приемов для описания бюрократов и мещан, чьи желания не простираются дальше «тихоокеанских галифищ» и стремления «фигурять» в
новом платье «на балу в Реввоенсовете». Поэт использует и разящие эпитеты, и яркие сравнения, и неожиданные аллегории, но особенно ярко вскрывает суть порока гипербола, сарказм и гротеск.

Для примера проведем параллель между «Прозаседавшимися» и «Ревизором». И то и другое являются законченными литературными произведениями, обладающими завязкой, кульминацией и развязкой. Начало обоих произведений гиперьболично: безнадежные попытки чиновников попасть на несколько заседаний сразу, где обсуждается «покупка склянки чернил», а в другом произведении от ужаса чиновники признают в Хлестакове ревизора. Кульминация представляет собой гротеск. В «Прозаседавшихся:

И вижу,
Сидят людей половины,
О, дъявольщина!
Где же половина другая?

В нескольких строках Маяковский довел ситуацию до абсурда. Более плавен переход к кульминации в «Ревизоре», но по своей абсурдности она не уступает «Прозаседавшимся» и характеризуется,например, такими ситуациями, как сама себя высекшая унтерофицерша, Бобчинский, просящий довести до сведения его императорского величества, что в «таком то городе живет Петр Иванович Бобчинский».
В развитии «Ревизора» Гоголь отразил свою веру в силу и справедливость высшей власти, в неотвратимость наказания. Развязка «Прозаседавшихся» иронична, что, вероятно, говорит о том, что Маяковский понимал живучесть, неистребимость бюрократизма.
Если говорить о стихотворении Маяковского «О дряни», то здесь мы найдем и гротеск в образе ожившего Маркса, призывающего свернуть головы мещанским канарейкам, и гиперболический эпитет «тихоокеанские галифища, и саркастическое выражение «мурло мещанина», и сравнение «зады, крепкие как умывальники». Поэт без стеснения употребляет эти тропы и стилистические фигуры, рассматривая обывательский быт, который «страшнее Врангеля».

Это стихотворение можно соотнести с пафосом творчества Салтыкова Щедрина. В его произведениях сарказм, гротеск и гипербола встречаются буквально на каждой странице, особенно в «Диком помещике», «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Истории одного города». В своих произведениях Салтыков Щедрин часто использовал прием фантастики. Подобный прием использовал и Маяковский в пьесе «Клоп», в которой Пьер Скрипкин переносится в будущее.

В.В. Маяковский следовал традициям Гоголя и Салтыкова Щедрина не только в использовании литературных приемов, но и в самой тематике своих сатирических произведений, направленных против косности мышления, бюрократического мещанского бытия и обывательской пошлости. Традиции русской сатиры были продолжены и развиты такими мастерами слова, как Булгаков, Ильф и Петров, Фазиль Искандер.