Филологические разыскания

Из языка литературного в наш разговорный язык пришли и прижились многие образные выражения: заря разгорается, память живет и т. д. Подобное наблюдается и в других языках. Любопытно бывает посмотреть, в каком языке обиходным стал более удачный образный оборот. Например, мы говорим: восстание вспыхнуло. А по-польски говорится иначе: восстание взорвалось. Это, по-моему, выразительнее. В русском языке есть слово ладонь, по-украински оно звучит долонь. По-русски медведь, по-украински ведмедь. По-русски лепесток, по-украински пелюсток. Что это? Желание отличиться от близкородственного языка хотя бы перестановками шиворот-навыворот? Нет, видимо, представители братских народов обратили внимание на разные особенности, разные грани одного и того же предмета. Мирясь, люди пожимали друг другу руки, столковываясь о цене, ударяли по рукам, то есть устанавливали лад. Отсюда — ладонь. У пахаря эта часть руки прилегает к ручкам плуга, она обращена вниз, к долу. Отсюда — долонь. Верно ли такое толкование?

Яков Карлович Грот (1812—1893), языковед и литературовед, в свое время написал статью «Филологические разыскания. Откуда взялось слово кремль». В этой статье он пишет: «Укрепленная, стенами огражденная часть Москвы и многих других городов русских называется Кремлем, а одно из укреплений Пскова известно было под именем Крома; не одного ли происхождения эти два названия, столь близкие одно к другому и по форме и по значению?» Грот в подтверждение своей гипотезы приводит высказывания многих лексикологов, историков, археологов — Даля, Востокова, Буслаева, Строева, Кубарева.

Итак, поиск лингвистических неожиданностей продолжается…

Несомненно, в разных языках могут по-разному отражаться представления людей о том или ином предмете или явлении, так как в основу этих представлений кладутся разные признаки этого предмета или явления. Известно, например, что русские называют человека, который шьет одежду, портным, связывая это слово с предметом действия (порты), а украинцы — швецом, кладя в основу слова понятие о самом действии; русские говорят подснежник, выдвигая на первый план признак связи цветка со снегом, а поляки —первовесенний, кладя в основу названия время года. На это обратил внимание И. Селиверстов, приведя в пример русское сочетание восстание вспыхнуло и польское ров ( (восстание взорвалось). Однако при этом надо иметь в виду, что если в русском языке слово вспыхнуть не имеет значения «взорваться», то польское означает как «взорваться», так и «вспыхнуть». Так что в этом случае скорее можно утверждать близость двух языков, а не их различие, хотя идея, высказанная И. Селиверстовым, безусловно, правильна, и было бы очень интересно, если бы читатели поискали такие сходства и различия в известных им языках. .

Интересны рассуждения М. Карской о слове кремль. Справедливы соображения о его родстве со словом в славянских языках звуки оке чередуются легко (ср. несу — ноша, везу — воз). Происхождение слова кремль действительно заслуживает дальнейших изысканий. Однако конечное ль в нем вполне объяснимо: слово кремль представляет собою притяжательное прилагательное в краткой форме, родственное словам Ярославль, Бреславль и т. п.

Размышления К. Пирогова о путях движения одного латинского корня из языка в язык, о фонетических его изменениях в разных языках, в результате чего мы часто даже не догадываемся об исконном родстве различных слов, существующих в нашем языке, говорят о том, что внимательное отношение к таким словесным «кустам» помогает вскрыть очень многое в истории языка. Особенно важно здесь то, что чужое слово попадает в какой-либо, скажем русский, язык самыми разными путями, проходя через так называемые языки-посредники, и поэтому между языком-источником, в котором слово родилось, и русским языком могут находиться иные языки. Фонетический облик заимствованного слова или его Словообразовательная структура яснее всего указывают на язык, послуживший непосредственным «передатчиком», хотя родоначальниками этого слова были древние.